Они сидели на краю обрыва и смотрели на море. Солнце припекало. Мара скинула куртку, оставшись в одной майке. Пашка то ли улыбался, то ли щурился: низкое солнце светило им прямо в глаза.
— Не вернешься?
— А смысл? — Мара задумчиво жевала травинку. — Жить по его правилам и указке? Он же не слышит меня. И не хочет ничего знать о моих желаниях.
— Если тебя это утешит, то я когда-то выслушивал от своих предков то же самое — «будешь бомжом, если не закончишь высшее». А потом успокоились. Или я повзрослел. Я к тому, что для этого не нужно сбегать на другой конец страны.
Пашка был взрослее, мудрее, он давно и счастливо женат, и когда Мара появилась в мотоклубе, сразу взял ее под свою опеку. Он был как старший брат, о котором она всегда мечтала. И сейчас Мара была согласна с Пашкой. Нельзя убежать от себя и обстоятельств, даже если убегаешь далеко.
Пятью днями раньше
— Ты подашь документы в несколько вузов и поступишь! Хватит болтаться то со своими художниками-бездельниками, то с байкерами. Одни занимаются не пойми чем, прикрываясь творческими поисками. Другие носятся на своих мотоциклах, как сумасшедшие. Значит, так. Мои условия: если не поступишь в нормальный университет, заберу мотоцикл и лишу денег.
Ор отца был слышен, наверное, даже на первом этаже. Отлично, теперь все соседи в курсе. Впрочем, как и всегда. Такие «милые» беседы у них случались регулярно на протяжении уже почти двух лет. И всегда бурно и громко.
— Мария, ты слышишь, что я тебе говорю?
— Во-первых, я не глухая, хватит так орать. Во-вторых, я Мара, а не Мария.
Лицо отца побагровело.
— Пап, выдыхай. А то еще инфаркт случится, откачивать тебя придется. — Мара осознавала, что хамит, и специально доводила отца. В последнее время ей доставляло какое-то странное удовольствие его злить. Она хотела, чтобы ему было больно. Так же, как и ей. За то, что так быстро забыл маму. За то, что унижал ее недоверием. За то, что навязывал свое мнение. Просто за то, что не любил. Ведь когда любят, не делают больно?
Она отстраненно наблюдала, как отец пытается ослабить узел галстука. Как он со злостью схватил графин с водой и неловким движением задел стакан. Как стакан разлетается мелкими осколками на керамической плитке пола. Всё происходило как в замедленной съемке. Мара смотрела этот фильм и хотела нажать на паузу.
Отец стал собирать осколки, порезался об один из них. И Мара увидела, как на плитку густыми темными каплями стала капать кровь.
— Ты, неблагодарная дрянь, — выдохнул отец. — Идешь в свою комнату и сидишь там, пока я не разрешу выйти. Никаких друзей, гулянок и вечеринок. Денег ты не увидишь.
Мара молча вышла из кухни. Вошла в комнату, закрыла дверь. Услышала, как повернулся ключ в замке, запирая ее.
— А в туалет как я буду выходить? — Она пнула дверь.
Что ж, она все равно не собиралась здесь задерживаться. Для себя решила еще полгода назад, что уедет. Тогда же и начала готовиться к отъезду. Копила деньги, готовила к сезону байк. Очень удачно, что отец еще год назад оформил генеральную доверенность на «Кавасаки». Три года назад он купил себе мотоцикл. Именно так он «убегал» от мыслей об умершей жене. Поездил, пощекотал нервы скоростью, а потом как-то это увлечение сошло на нет. И так сложилось, что Мара, разделявшая интерес отца к мотоциклам, стала единственной владелицей «железного друга».
«Нашел, чем зацепить, денег он меня лишит. Да лишай. Больно нужны они мне. Сама заработаю», — зло подумала она про себя. Побросала самое необходимое в рюкзак и написала сообщение Пашке, что готова ехать. Они согласовали дату отъезда еще месяц назад. Как раз в клубе родилась идея поехать на Урал, проверить славянские изыскания парней. Правда, все единогласно проголосовали сначала заехать в Крым. «В Москву через Хабаровск», ага. Но на море хотелось всем. И вот день икс настал. Мара не стала заранее ставить в известность отца, сообщила об отъезде сегодня. Поэтому и случился скандал.
«Ты готова? Ждем у подъезда». Звук входящего сообщения прозвучал резко и тревожно в тишине ночной комнаты. Мара отбила ответное «иду, выкатывай мот». Она давно дала Пашке дубликат ключей. Поставила в отложенные сообщение о своем отъезде. Отец получит его, когда они будут уже далеко.
Подхватила шлем, закинула легкий рюкзак за плечи, открыла окно и по пожарной лестнице спустилась из квартиры. Этот путь она освоила два года назад, когда отец впервые запер ее в комнате. Он так и не догадался об этом. В тот раз она вернулась до того, как отец обнаружил пропажу. Она легко спрыгнула с последней ступени, и ее тут же подхватили сильные руки Пашки. Здесь уже ждали ребята и её «Кавасаки».
Через неделю после побега
В тишину кабинета ворвалась трель мобильного. Григорий Романович вздрогнул и посмотрел на экран. Машка. Наконец-то.
— Да, — резко выдохнул в динамик. — Машка, ты меня в могилу сведешь…
— Григорий Романович? — прервал его незнакомый голос. — Кем вам приходится Мария Радова?
— Дочь, — голос плохо слушался, — это моя дочь.
— С вами разговаривает следователь Иванов. Сегодня на трассе «Дон» произошла авария с участием мотоциклиста и фуры. Сожалею, вашу дочь спасти не удалось. Вам необходимо приехать на опознание.
Краем сознания Григорий Романович зафиксировал место, куда нужно подъехать. Он плохо помнил, как вызвал такси. Сам за руль сесть не рискнул. А потом бездумно смотрел на мелькающие перед глазами дома на набережной. Взгляд по привычке выцепил одно здание, над которым они с Машкой всегда смеялись. Смеялись. Они больше никогда не будут смеяться вместе. В какой момент у них все пошло наперекосяк? «Когда умерла Оля», — пришел ответ. Сначала он погрузился в свое горе, забыв про дочь. Потом пытался убежать от себя, играя со скоростью на мотоцикле. Лишь бы не чувствовать, лишь бы не вспоминать. В тот период было все: и бары, и пьяные сборища байкеров, и разные женщины, имена которых он даже не старался запомнить. И все это время Машка была одна. А теперь уже поздно. Ужас сковал его. К горлу подступила тошнота. Он открыл окно, глубоко вдохнул влажный воздух Невы. Хотелось выть. И этот невысказанный крик комом застрял где-то в груди.
В морге областной больницы его встретил следователь и проводил в помещение для опознания.
— Вы готовы?
Нет, он совершенно был не готов. Не готов видеть здесь свою девочку. Следователь откинул простыню. На столе, с кровоподтеками на обезображенном лице, лежала не его дочь.
Он еще несколько секунд смотрел на девочку, что лежала перед ним. И не мог поверить, что всё закончилось. Что у них с Машкой еще есть шанс.
— Григорий Романович? — Он слышал голос следователя как будто издалека. И не мог ответить. Ком, что застрял в груди, разросся, мешая говорить. Он мог только мотать головой.
— Это не ваша дочь? — догадался следователь. Григорий Романович смог выдавить из себя ответное «нет» и, пошатываясь, вышел. На крыльце стрельнул у проходящего мимо полицейского сигарету и закурил. Руки тряслись. «Убью мерзавку. Просто задушу в объятиях. Господи, спасибо!» Мысли хаотично скакали. Он глубоко затянулся, пытаясь успокоиться.
Когда эмоции улеглись, позвонил знакомому байкеру, владельцу мотосалона. Купить мотоцикл и взять у друга экипировку удалось без лишних проволочек. Заодно он узнал, куда рванула дочь. Хорошо, хоть не одна. Ребятам из клуба, особенно Павлу, он доверял. Разузнал, каким маршрутом они поехали и в каких точках могут быть остановки. Похоже, в одной из таких точек, в кафе на трассе М-4, Машка и забыла телефон.
А потом была скорость. Но в этот раз он не убегал. Он летел на встречу с дочерью и шансом, который дала им судьба.
Рецензия писателя Дениса Гуцко:
«Ядро рассказа сформировалось, но по прочтении остаётся ощущение, что история недорассказана, рука тянется дописать.
Нынешний финал яркий и драматический, но в драматургическом плане несколько произвольный: драматургия рассказа прерывается как будто на полуслове — как если бы пьеса «Ромео и Джульетта» закончилась на эпизоде, в котором монах готовит зелье. Драматургия всегда о чём-то говорит, высказывает какую-то мысль, подталкивает к каким-то мыслям. Что сообщает она в этом рассказе? Что отец, несмотря на напряжённые отношения, любит свою дочь — думаю, это. Не маловато ли? На мой взгляд, финал фатально упрощает эту историю. К том уже в начале фокальный персонаж Мара, в финале — её отец. Что усугубляет эффект.
Как пройти тропой эклектики, чтобы она не раздражала, а воспринималась как стилистическое решение? Довести эклектику до предела — но выдержав при этом внутреннюю логику. (Если надеть два разноцветных носка с офисными брюками, это ещё не стиль. Но и если надеть на левую ногу кроссовок, а на правую — ботинок, стиля не получится. Важно уловить грань).
Добавленный после сцены в морге эпизод с отцом, который покупает байк и едет по байкерским точкам искать дочь (самое начало этого поиска — только чтобы читатель понял, о чём речь, иначе никаких объёмов не хватит, тут сюжета на роман) позволяет вывести историю на новый, более содержательный уровень: как только прижало по-настоящему, отец готов на что угодно, чтобы переломить ситуацию и вернуть дочь.
Открытый финал в такой истории будет вполне уместен — самое главное рассказано уже тогда, когда отец отправляется на поиски Мары. И в процессе будет думать о ней, о том, как так случилось, что между ними образовалась пропасть.
И еще от прямого описания эмоций чаще всего стоит отказываться. Оставлять читателю эту простую работу — понять, что здесь происходит по описаниям действий и поведения персонажей.»