«Я могу сейчас встать и уйти».
Сергей уже пятнадцать минут ерзал на одиноком, немного продавленном пуфике. Носы его ботинок, ещё веснушчатые от дождя, попеременно выскальзывали вперед, будто он ехал на велосипеде со слишком высоким седлом. «Правильно-правильно, беги от проблемы», — саркастически отвечал внутренний голос. Чей? Могу. Захочу и уйду. И навсегда эту тему закрою. «Да нет, Серёж. Чтобы её закрыть, ты как раз и пришёл».
Дверь открылась, выпустив женщину с припухшими глазами и сверкнув золотой табличкой: «Лейбман Леонид Яковлевич. Психотерапевт». Мельком взглянув на Сергея, женщина направилась к лифту, на ходу доставая из сумки чехол с зонтом.
«Минутку!» — донеслось из-за двери.
«Вот сейчас. Сейчас ещё можно. Последний шанс. Хотя, в конце концов, что я теряю»?
— Сергей? — В проеме показалось длинное лицо в желтоватых очках, опущенных на кончик тонкого крючковатого носа. — Проходите, пожалуйста!
И он прошёл. Вот уж чего Сергей не предполагал — что по собственной воле отправится к психотерапевту. И дело даже не в том, что он считал это уделом избалованных жен, которые сходят с ума от безделья или, скажем, переживающих кризис бизнесменов, — в конце концов, современное российское общество уже почти научилось отделять психотерапевтов от психиатров. Просто он привык думать, что на такие мероприятия идут люди, не справляющиеся с собственной жизнью. А его жизнь, по крайней мере, по критериям этого самого общества, складывалась вполне благополучно. С чем тут справляться?
Сережа вырос в обеспеченной, полной семье, учился без особых усилий, легко поступил на юридический, а после аспирантуры занял давно ожидавшее его место в адвокатской фирме отца. Отношения с родителями всегда были ровными, а после самостоятельной покупки квартиры (в ипотеку, конечно), Сергей вообще купался в волнах уважения семьи. Пару месяцев назад в квартире завершился ремонт, и Сергей наконец въехал туда со своей девушкой Симой. Она-то и убедила его сходить к психотерапевту, объяснив, почему это так необходимо.
Но вот он сидел на скользкой коже дивана и совершенно не понимал, что говорить.
— Итак, Сергей. Почему вы ко мне пришли? — Лейбман Леонид Яковлевич откинулся на спинку кресла и соединил кончики бескровных пальцев.
— Я как-то… не знаю.
— Вас что-то тревожит?
— Ну, не то чтобы.
— Но вы всё-таки пришли. Значит, вам нужна помощь? Расскажите.
— Вообще, меня отправила к вам моя девушка. Она считает, у меня проблемы, с которыми я должен разобраться, чтобы, э… начать новую жизнь. Мы недавно съехались.
— Ну а вы? Считаете, что проблем нет?
— Да, в общем, нет.
— Понимаете, это должно быть ваше желание — разобраться. Ваше, Сергей, и больше ничьё. Поэтому если вам нечего сказать, я не смогу ничем помочь. Так что, вас ничего не тревожит?
— Может быть… сны.
— Хорошо. Что вам снится?
Сергей смотрел на бледные, длинноватые ногти Леонида Яковлевича.
— В последнее время стало сниться, что я в суде, защищаю клиента, и когда дают слово адвокату, ничего не могу сказать, как бы пропадает голос.
— Это как-то связано с работой?
— Я вообще юрист, работаю с документами.
— Как вы думаете, что подсознание хочет вам сказать?
— Понятия не имею, честно говоря.
— Давайте обратимся к вашему детству. У вас были серьезные конфликты с родителями?
— Нет, родители всегда меня очень поддерживали. Да и сейчас.
— А друзья у вас были? Расскажите про них. А вообще знаете, прилягте. Не надо, не снимайте. Закройте глаза, сделайте семь глубоких вдохов и скажите то, что первым придет в голову.
р а з Сергей старался не шевелить ногами, чтобы не касаться д в а ботинками блестящего валика дивана. Он т р и не очень-то верил во всю эту ч е т ы р е терапию, но раз уж пришел… п я т ь Он старательно дышал, пытаясь ш е с т ь вспомнить какую-нибудь историю… с е м ь.
Ой.
— Почему-то вспомнилось, как мы собирались поцарапать машину соседа.
— Хорошо. Попробуйте провалиться в это воспоминание.
***
Господи, неужели это происходит на самом деле? Да надо было сразу сказать, что не хочу я идти с ними гулять. Вот прямо… Нет, что не могу. Что мама сказала, пока не сделаю английский, никакой улицы. Тут бы началось: «маменькин сынок»… К тому же Витек отлично знает, что английский я делаю за пятнадцать минут, сразу, как прихожу из школы… В конце концов, я и за него английский сегодня сделал… И алгебру… Черт с ней, с алгеброй, времени в обрез. Вот сейчас я найду камень, пока они все там стоят и смотрят, и стану соучастником. Если бы я знал, что придется царапать новую машину Владимира Игоревича… И что бы я сделал? А что тут сделаешь… Нос он мне, блин, откусит. Пусть дотянется сначала, сморчок. Что за пенсионерское слово «сморчок»? Что это вообще, гриб? Так, свечу, свечу фонариком, ищу камень. А как потом буду? Лидский же прямо напротив живет, к отцу заходит… Конечно, расскажет, как какие-то дворовые мерзавцы чиркнули его ауди, отец позовёт, а я… Буду в пол смотреть? Как буду смотреть? Невинно? Буду не понимать? Почему я совершенно не умею врать? Если во благо… В какое ещё благо, я сейчас поцарапаю машину Владимира Игоревича. А если нет? Ну не побьют же они меня, в самом деле. А если всё-таки? Этот вот жирный сверлит взглядом, кажется, понял, что тяну время. Нет, вот я ищу, смотри, нагибаюсь. Какое счастье, что редкие камни только здесь, на горке. Послали, как собачку. Ещё смотрит. Когда же кончится эта отвратительная школа, этот дебилоидный класс, одни кретины с тупыми рожами, второй год не поймут, что сначала действия внутри, внутри скобок надо решать! Всё, надо находить. Неужели я сейчас это сделаю? Мама говорит, всегда можно сказать «нет» без объяснения причин. Правда, с плаваньем это что-то не очень прокатило. Ненавижу, когда все голые в раздевалке. А некоторым как будто нравится. Ну всё, бубнить начали. Давай, будь что будет. Уж всяко лучше, чем если будут гнобить до конца жизни. Уроды. А если закричать?.. Нет. Ну всё. Вот, вот, я вытянул руку с камнем, смотрите! Какой скользкий. Конечно, столько сжимать в руке… Интересно, у крутых не так потеют руки? Всё. Идти к ним. Охренели — быстрее. Как собака… Быстрее?..
с горки
шаг
шаг
шаг!
та-та-та-та-та-та-та!
уже не остановиться!
ну и отлично.
правильно, расходитесь
обо что споткнуться?!
Вот колдобина
у самого багажника
плечом
Ай!!!
Уи-у-ииии-уууу-иииии-ууу!!!!!
***
— А что потом?
— Все разбежались, испугались, что сосед выскочит на свою сигнализацию.
— То есть, вы всё-таки добились цели, предотвратили… А что там было такое, про нос?
— Это у Витька такая присказка была, чуть что: «Расскажешь кому — нос откушу»! Меня это страшно раздражало, а ответить я ничего не мог. Я тогда в физическом плане был не очень…
— Ну, вот мы и подобрались к сути. Видите ли, Сергей, подсознание всегда говорит правду. Даже если мы не хотим её слышать. Вам неслучайно вспомнилась именно эта история. Возвращаясь к вашему сну. Давайте проанализируем. Теперь мне совершенно очевидно, кого вы не можете защитить как адвокат. Ну, подумайте? Себя! Это ваш незакрытый гештальт, идущий из детства. Сейчас мы с вами поработаем по-другому.
***
Леонид Яковлевич Лейбман родился в семье потомственных психиатров и с детства мечтал эту потомственность прервать. Причем, как-нибудь эффектно. Когда мальчик объявил, что собирается стать актером, родители не особенно напряглись. Пубертатная блажь у него пройдет, а учится он с первого класса, тьфу-тьфу, на отлично, так что сможет легко поступить в медицинский. Но годы шли, а Леня и не думал о карьере врача. Он мучил родственников картавыми стихами и безуспешно рвался в лирические герои на школьных постановках. Пару раз друг семьи, вращавшийся в артистических кругах, по просьбе родителей проводил с Лёней целые беседы о сложности, неблагодарности и безденежности актерской профессии. Лёнина тётя, муж которой играл в оркестре Большого, объясняла, что тембр голоса невозможно изменить, а дедушка, профессор клинической психологии, при каждой встрече первым делом сообщал, что с такими носами в актеры не берут. Всё это не производило никакого действия, и к моменту вступительных экзаменов родители поставили условие: Лёне разрешалось подать документы в ГИТИС, но если он не поступает туда с первого раза, тема закрыта, и он идет на психологический факультет МГУ — учиться в меде на психиатра сын наотрез отказался.
Родители не прогадали. После семи лет в университете с блестяще защищенной кандидатской Лёня продолжил обучение в Штатах, где знакомился с западными методами психотерапии и много общался с практикующими коллегами. В каком-то смысле он нашел применение своим сценическим амбициям, открыв для себя психодраму — метод, предлагающий разрешать жизненные конфликты пациента с помощью актерских приемов.
Вернулся в Москву Леонид с американским дипломом и решением открыть собственное дело.
Центр психотерапии «Нарибус» довольно быстро набрал популярность. Леонид пригласил на работу ещё нескольких специалистов и много практиковал сам. Пять дней в неделю по шесть часов в день он помогал своим клиентам, усердно исполняя роли холодного родителя, несправедливого начальника или эмоционально истощенной беременной жены. Публика в этом театре одного зрителя была своеобразная, зато благодарная, особенно в финансовом плане.
***
Леонид Яковлевич положил очки на стол .
— Итак. Я — это он.
— Кто — он?
— Ну, Витёк. Вставайте, Сергей.
— Я не очень понимаю.
— Давайте, выскажите всё, что вы обо мне думаете, всё, что хотелось сказать тогда.
Он тоже встал с кресла.
— Я как-то не знаю…
— Ну давай, Серег.
— Послушайте, я так не могу, всё это как-то…
— А ну давай, чмо! Что, язык проглотил?! Мамочке побежишь стучать?
Леонид Яковлевич резко подскочил к Сергею.
— Сейчас нос откушу! Уа-ха-ха-ха-ха! — Доктор Лейбман брызгал слюной в моргающие глаза пациента. Тот, судорожно взмахивая руками, силился произнести хоть что-нибудь.
— Не слышу тебя, дятел! — Психотерапевт, войдя в раж, уже тыкал Сергея в грудь.
— Сука, — неожиданно сказал Сергей.
— Что ты там икаешь, задрот несчастный!
— Да… А!..
— Я таких, как ты, давил и буду давить! — орал он ему прямо в лицо. — Давииить!
Того, что произошло дальше, Сергей не помнил. Он очнулся в метро, на полпути к дому.
Был час пик, но почему-то вокруг него зияла пустота. Сергей машинально потянулся за телефоном и открыл новости: «Столичному психотерапевту откусили половину носа. Имя злоумышленника уже установлено». На экран упала красная капля.
Сергей вытер её рукавом.
На душе у него было очень спокойно.