Откуда ни возьмись, набежали облака, над морем повисла туманная дымка. Она погасила синеву моря, закрыла сиреневые горы и разноцветные домики. Так и любовь иногда прячется, притворяясь невидимкой. То ее так много, что сияет все солнцем, улыбкой дня, и так же глаза видят. Это слово хочет стать невидимым, потому что слишком часто звучит у меня, и желание ее слишком велико.
Двое на корабле, где каждый капитан, и ветер в лицо, и плеск волны за бортом, и за борт — все нерешённые проблемы.
При встрече — вспышка взгляда, его — зелёного, моего — синего. Близость, тайна, преображенный в правду мир, где все настоящее, и ты в нем есть.
Хватает небольшого вранья. Вместо того чтобы сказать: «Я не хочу сегодня гулять, хочу побыть один», он отменяет свидание, отговаривается необходимостью вести сына к врачу. Звоню позже, чтобы узнать, как сын. А может, просто услышать голос. Попадаю на жену. До мобильных телефонов было ещё далеко. Сын здоров, а его нет дома. Сжимаюсь, холодеют руки. Словно это конец. Утешаюсь придуманными объяснениями.
При встрече прошу мне никогда не врать. Мирюсь его миром, утрачивая свой, тоже получается обман. Туман меняет очертания, изъян невидим.
Иногда туман падал, как сон.
Тогда в декабре умерла мама. Все случилось так неожиданно. Мама никогда не болела, никогда. Только все отдалялась от нас в последний год. Ничего не спрашивала про мужей, детей, когда мы с сестрами приезжали в гости на день рождения или праздники. Ничего не знала про наши почти одновременно умирающие браки. Ей как- будто было не до того. Да и что могла сказать мама? Сами во всем виноваты, делаете не то, выбираете не тех. И еще — я вам говорила. Как будто сама что-то знала про эту жизнь. Ни знаний, ни полезных навыков. Мне все еще трудно наводить порядок в шкафу или открывать запечатанные коробочки. Хотя я все же инженер-математик и кандидат наук, между прочим.
А чем мама жила тогда? Уже не узнаешь. Поездки к родителям были обязательством. И вдруг — инсульт, две недели без сознания, в больницу не взяли. Тяжелый случай инсульта — не транспортабельна. Отец вообще был никакой, потерянный от беспомощности. Сидели по очереди с ней. Пытались понять, узнает ли нас, держали за руку, задавали вопросы. Ушла, не придя в сознание. Похороны, холод минус двадцать, ветер, снега нет. А я ничего не чувствовала — мама умерла, и что? Не умели говорить о смерти и о любви. Только когда комья замороженной земли тупо и холодно ударились о крышку опущенного гроба, полились слезы, словно меня опускали в яму. Слезы были теплые, но сразу замерзали. Как будто однажды и меня поцеловала Снежная королева, оставила складывать из льдинок магические послания.
После девяти дней — к Марку Шагалу, к его полетам над крышами родительского дома.
Купила билет в купе, презрев экономию, мечтая о дорожном одиночестве.
Сына оставила с сестрой, объяснив поездку командировкой. «Муж объелся груш», еще не съехал, но на него нельзя положиться.
Вот и вокзал. Погружаюсь в запах дороги, мазута шпал, вагонной пыли, чая с лимоном, «дай мне напиться железнодорожной воды…» — в наушниках синхроничен БГ. Вхожу в вагон первая, даже освещение не включено на полную мощность. Легкий сумрак, обещающий тайну. До-придумываю тайну. Вагон уютно покачивается, как корабль перед отплытием. До отправления осталось двадцать минут, по-прежнему в купе одна. И вот главный момент в дороге — отрыв, начало движения. Мимо уезжает перрон, огоньки города, вокзала, размываются фигуры и лица. Похоже на воспоминания. В дороге совершаются открытия, приходят ответы. Надолго тону взглядом в подводной темноте окна. Замечаю появившуюся в дверях женщину…
Добрый вечер, я Ева…
Из сна выдергивает проводник, собирающий билеты. Попросила чаю с лимоном. Долго сидела с чаем, добавив туда немного коньяка, и все пыталась припомнить продолжение сна. Ева. И что?
В Витебске, расспрашивая удивленных спешащих прохожих, среди утонувших в сугробах домов разыскала тот дом. Он был, как и соседние дома, занесен снегом, но дорожка к дверям не расчищена и нет никакого музея. Долго стояла и смотрела в небеса Шагала, пытаясь разглядеть там на прогулке его и Беллу, летящих среди облаков.
От поездки осталось ощущение ищущего взгляда, и Ева из дорожного сна.
Женька любила смотреть на облака. Они похожи на мысли или на сны. Вот птица, раскинувшая крылья, и большущая рыба со светящимся глазом солнца, опустишь взгляд на море на секунду — и рисунок изменился.
«Хрупко то, что не имеет возможности меняться», — он подарил ей Фицджеральда «Ночь нежна» с такой надписью — от себя. Хрупкость отношений царапала Женьку. Слова звучали утешеньем.
Облака невозможно удержать, а мысли можно, как и сны. Часто их старательно записывает. При записи они все равно меняются. Но что-то происходит и с ней. Меняется теченье жизни. Развелась с мужем, встретила любовь, родила сына, рассталась с любимым. Стали ближе сестры и друзья. Но по-прежнему взгляд убегает в облака и упускает что-то важное здесь.
Когда выбирала институт, чтобы учиться психоанализу, все решил Музей сновидений Фрейда в Восточно-Европейском Институте Психоанализа в Питере. Музей сновидений — как это вообще возможно? Жить и учиться в Питере тоже было ее давним желанием.
Завтра уезжает.
Все в ней бурлило радостью, до мурашек. Наверное, любовь к переменам была каким-то наркотическим желанием этого состояния. Гм, надо подумать об этом.
Младшего сына пристроила к сестре, старший женат, а Женя опять студентка. И надо попрощаться с подругой. «Мобильник это счастье», набирает Наталью.
Надо бы устроить прощальные посиделки. Конечно, она тоже всегда рада встречам, как и Женька. Поручает ей швепс.
Их любимый напиток — водка со швепсом. Вкус и действие как у шампанского, время действия удлиняется. Приготовила жюльен, жареный сыр, салат. Все как они любят.
«Наша трепетная дружба, мое настоящее, где несомненно тепло, и любовь, которую можно высказать. И ни в чем нет вранья. Храню, как сокровище».
Сначала бокал за встречу.
Второй — за исполнение мечты, так жаль, что у тебя не сложилось, Наташ.
Хотели вместе учиться, но у Натальи семья в приоритете, не получилось.
«Буду с тобой всем делиться, сама знаешь».
«Жюльен классный, очень вкусно. Буду скучать по тебе».
Женя улыбается. Готовка не ее конек, а, скорее, слабое место. Любит радовать подругу и получать ее похвалу.
Готовит ещё два коктейля.
— Кстати, ушла с работы все же. Сон помог, сама удивилась ему. Приняла как знак верного решения.
Они часто делятся своими сновидениями.
— Ха.Сижу в приемной у Ленина Владимира Ильича. Народ передо мной заходит с просьбами, он их журит, наставляет. А я тут сижу и трепещу со своими вопросами. В реальности, помнишь, меня круто подставила коллега, лишили премии, злюсь, но виню во всем себя, такой контекст. И вот сон.
Подошла моя очередь, он вышел и приглашает в кабинет, заходи, мол. Я поднимаюсь с корявого жёсткого стула и, прищурившись, смотрю ему в глаза, поводя головой в сторону остальных просителей, неожиданно чеканю: «А не пошли бы вы на х…, Владимир Ильич!» Остальные просители со страхом смотрят на меня. А я что? Будь что будет. Зато я послала на х… вождя мирового пролетариата! И гордо удаляюсь.
Обе хохочут.
— Утром пошла увольняться.Пытаясь объяснить, почему ухожу, рассказала сон подруге Лене. Та пробормотала скептически: «Да, это важная причина».
Она, между прочим, вообще сны не ценит!
Осень забросала питерские улицы красно-золотыми листьями кленов.
Первый день учебы в Восточно-Европейском Институте Психоанализа. Институт на Петроградской стороне, Большой проспект, 18. Старинное здание, мраморная лестница, мозаичный мрамор на полу, зеркала отражают плавающее в них солнце. Первые прикосновения к тому, что станет твоим надолго, новорожденность, свои отражения в зеркалах новой реальности. Первая лекция «Введение в психоанализ». Зачарованная, чувствую свою причастность к тайнам бессознательного. Всматриваюсь в другие лица, нас здесь много, около семидесяти человек.
Все, похоже, немного заблудившиеся в «сумрачном лесу», со своими вопросами.
Заняла место на первой парте, внемлю лектору, как первоклассница. Тяну руку с вопросом.
— М. М., вы сказали, что терапия может длиться долго, несколько лет. А как же пациенты выдерживают? Нельзя ли придумать, чтобы побыстрей все происходило?
— А вы куда-то торопитесь? В вашей жизни быстро происходят изменения?
— У меня — да. Если мне что-то не нравится в моей жизни, я ее меняю. Вот почему я здесь. За любимой профессией.
— Вам сколько лет, такой вот нескромный вопрос.
— Мне… сорок пять. — Убавила пять лет на всякий случай. — А в чем вопрос-то?
— Быстро вы дошли до любимой профессии, — с улыбкой ответил М.М….
По аудитории пробежали смешки.
Тогда я не подозревала, какая длинная дорога мне предстоит. Просто нырнула, влекомая бездной, в которую долго всматривалась.
Мы выбирали себе терапевта. Сначала казалось, что психоанализ это такой магический кристалл. Начнешь вместе с терапевтом смотреть через него на свою жизнь, в центре которой главная проблема, с которой пришел, и пошло-поехало, все станет понятным, и от этого проблема, став осознанной, по Фрейду, растворится. Но оказалось, ей нужна другая магия.
И как-то на лекции я это почувствовала. Лектор была Фея. Она казалась юной и мудрой, и чем-то напоминала пантеру Багиру. «Да-да, и Фея, и Багира». — Женя улыбнулась своим мыслям. Голос завораживал, тема была про символы, сказки и сны. Она провалилась туда, не видела ничего вокруг, только следила за ней, ее словами, которые затащили в сказку про золотое блюдечко и наливное яблочко, про открытый неведомый мир, про зависть, смерть и возрождение. Елена продолжала лекцию, превращаясь, приближаясь. Шутила, улыбалась, иногда смущалась. Была живой, настоящей, не из сказки, вовсе нет.
За окном шел снег, ветер крутил последние листья. Лекция закончилась.
— Хочу к ней в терапию, — сказала подруге.
— Слишком хороша для меня, — заметила та.
— Для меня как раз…
Выйдя на привычный перекур, увидела там Елену — тоже с сигаретой. Сделать важный шаг здесь оказалось проще. Договорилась о встрече, не веря в возможность.
Через речку Карповку по арочному мосту, слева кафе, направо — Психоаналитический центр, кованая ограда, сквер во дворе, мраморные ступеньки, тяжелая дверь. Дрожь в коленях, и испуганной птицей бьётся сердце. Уютные сумерки кабинета, теплая лампа в углу, Елена Прекрасная в кресле, мое кресло напротив, кушетка.
Начался разговор, который был психоанализом. Непривычно говорить о себе. Сразу родилось доверие — от ее внимательного взгляда, молчаливого слушания и слышания. Нигде и никогда так. Мы словно собирали мои потерянные пазлы. Происходящее было похоже на сон, в котором случались события со мной, мне не знакомой. Елена словно держала меня за руку, и в сон входила реальность. Как кропотливое восстановление текста, где о слове догадываешься по контексту. И слово «любовь» читалось нездешним звучанием. Один час, равный новому началу жизни через какую-то иную точку пространства-времени, через черную дыру, где они меняются местами.
Вышла из ворот, переходя через Карповку, увидела на кафе справа название «Маргарита». Имя мамы. Взгляд расплывался, по воде плавали пять черных, блестящих в свете фонаря уток, загорелся зелёным светофор. Шел дождь, или просто был влажный вечер, или мои слезы.
Иду по Питеру, и со знакомой улицы за углом знакомого дома вдруг сворачиваю в арку и выхожу в возникший невесть откуда двор. Сажусь на лавку, прикуриваю и сквозь улетающий дым вижу двор своего детства. И она, маленькая девочка, забытая в этом дворе всеми в упавших сумерках. Девочка задумчиво ковыряет песок, ничего не пытаясь строить, монотонно набирает и высыпает его, а в окошках дома уже горит свет, и там садятся за круглый стол под висящим абажуром, с пирогами и сладкими плюшками, которые она так любит.
Запомню этот дворик и приду в следующий раз. Ночью во сне она обнимает маленькую девочку, шепчет ей сказки в нежное теплое ушко и обещает никогда не забывать про нее.
Долго добираюсь до дома каждый раз после хождения туда, не знаю куда. Так называю свои встречи с терапевтом.
Утром по пути в институт начинаю всматриваться в лица прохожих, пытаясь увидеть в них скрытые тайны, задумчивость, грусть и улыбки. И чувствую любовь, в этом нет ошибки. Облака по-прежнему проплывают в небе, качаются крыши домов, шпили Исаакия и Адмиралтейства, если запрокинуть голову. Под ногами пружинит дорога, по которой иду, не торопясь, чувствуя в своей руке теплую руку другого.