Сколько я себя помнила, а на тот год мне уже исполнилось тринадцать лет, Звёздочка всегда жила у нас. Лошадка соловой масти цвета топленого молока, с белой жесткой гривой и хвостом. У неё были темно-янтарные глаза с лучистыми задорными искорками, которые не очень соответствовали её покладистому и смиренному нраву. На шелковистом бежевом лбу у неё было пятнышко в виде белой звёздочки. Поэтому в детстве я нисколько не сомневалась в том, что она — заколдованная принцесса. Без этой «принцессы» трудной была бы жизнь нашей большой семьи — у папы с мамой было трое детей. Я старшая, следом брат Николай и маленькая Настя.
Война началась в июне месяце, а в сентябре мы уже были под оккупацией, довольно близко от Ленинграда. Почти сразу начался голод. Люди собирали на колхозных полях брошенный урожай — капусту, картошку, турнепс. Папа с мамой тоже ходили. За это полагался расстрел. Многие, особенно семьи с детьми, старались уехать подальше от линии фронта, в немецкий тыл. Звали ехать и нас. Но судьба распорядилась по-другому. Немцы в начале октября забрали лошадь. Непонятно, навсегда или на время, дали за неё ведро картошки. Через полтора месяца, в конце ноября, перед самыми заморозками, Звездочка погибла — попала под артобстрел. Сосед видел — немцы прикопали её на поле, в воронке от снаряда. Вот мы и остались на месте, как Бог даст. Мало кто верил, что война будет затяжной — фашисты трубили о своей победе со дня на день.
До зимы как-то перебивались, но силы таяли с каждым часом. Все овощные запасы были съедены или обменяны на хлеб.
— Папа, дай хоть один разок укусить хлеба. Я сразу уйду, не буду больше просить.
— Настенька, да нет у меня хлеба, ничего уже нет…
Голодная смерть очень страшная. Кому первому помирать — детям отдать последний кусок, так на кого они потом останутся. Совсем мы загоревали. Вот-вот и с постели не встанем, совсем обессилили. Как-то ночью слышу — встаёт папа, собирается куда-то. Инструмент вроде какой-то взял.
— Оля, — говорит, — читай молитву. Я пошел Звёздочку искать, она мне сейчас приснилась.
Я подумала, что он не может больше выносить этого — видеть, как мы угасаем. Думала — не в своём уме. Заплакала даже.
Сижу у окошка и смотрю, как папа идёт по полю. Очень далеко было видно всё вокруг — луна почти полная, звёзды светят. Комендантский час уже давно наступил. В любую секундочку могла раздаться очередь из автомата. Вспомнила тут, что папа наказал молиться, а молитв-то и не знаю никаких — я советская девочка, пионерка. Слышала только вроде присказки: «Господи, помилуй!». Ну вот и стала молиться так. Смотрю — папа остановился. Поняла, что рядом с воронкой, где Звёздочка закопана, там приметное место, камень большущий неподалеку на опушке. Тут я догадываться стала, зачем он пошел. Но молиться не перестаю — твержу и твержу. И тут случилось первое чудо — наступила тьма. Да! Совсем не видно ничего. Ни луны, ни звезд. Ни папы. Всё тучей затянуло. И снег повалил. Как будто пуховый занавес всё закрыл!
Много времени прошло, или мне показалось, что много. Папа пришел совсем обессиленный. Николай к тому времени проснулся, а может быть, его молитва моя разбудила. Наверное, я громко Бога просила. Николай оделся молча и вместе с папой пошёл. Он всегда отцу во всём помогал, ещё задолго до войны папа руку покалечил. Носили понемногу — сил не было совсем. Много раз ходили. Пока всю Звездочку не принесли. А я всё твердила «Господи, помоги!».
Папа почти всё в бочку в сенях положил. Только последний мешок у Коли под головой остался — он на нём уснул сразу, как только вернулись последний раз, прямо в тулупе уснул, не раздеваясь. А я не помню, как уснула. Только вот сквозь дрему видела, что мешок под головой у Николая светится, как будто там звездочки или светляки, а внутри довольно сильно сияет. И запах в доме такой!.. Как будто на кусок белого теплого хлеба мёду много намазали. Мне даже сладко стало внутри. Так и уснула. Сквозь сон слышу — папа тихонько говорит: «С Рождеством Христовым, детки!»
А утром полицайка Зинка Черткова забарабанила в дверь. Неподалёку от нас жила. Сама Зинка на смерть похожа — длинная костистая баба с маленькой головёнкой, словно облепленной паклей.
— Вы что всю улицу провоняли, смрад стоит — мимо не пройти! Что — помер кто? — с надеждой спросила она.
Мама у нас к тому времени давно не вставала, была совсем ослабевшая. Зинка её на дух не переносила. Потому что мама всегда улыбалась.
— Нет, Зинаида, у нас все живы, слава Богу!
— Пошёл ты! В бочке что?! — подняла крышку. — Х-ха… Понятно. Не зря зашла. — Бесцветные глаза Зинки потемнели, стали как оловянные ложки. — А знаешь, что за это полагается?
— Знаю. Расстрел полагается. Возьми, сколько надо.
Зинка решала, что ей больше нужно — нас под расстрел или мясо.
— Возьму, а то чё ж. Ещё зайду, посмотрим, что с вами делать.
Черткова забрала всё, что было в сенях. И больше не пришла. Вот и второе чудо.
Папа вернулся в дом. Мешок, что под головой Николая вместо подушки был, остался цел. И всё, что было в нём — очень долго не заканчивалось. Мы окрепли, даже румянец появился. А еще — радость появилась и надежда. Мама не только улыбалась, но иногда я даже слышала её тихий смех. Прогнал Господь смерть от нашего дома. Вот сколько чудес.
Не хотела об этом рассказывать, да что уж там. Зинка Черткова померла. Говорили — отравилась мясом, вся почернела и распухла. Вроде такая жилистая баба была. Только злющая очень.
Вот такая история случилась с нами и нашей Рождественской Звёздочкой.