Парк. Кое-где горят фонари, на лавочки медленно опускается пыльца — то ли снег в своем самом воздушном воплощении, то ли просто пыльца, что блестит и переливается, как только касается освещенного места. Где-то совсем рядом слышатся голоса. Поворота головы хватит, чтобы увидеть двоих. В полной ночной тишине слова отлетают от каждого голого дерева и непременно находят твои уши.
— Мы виделись с тобой последний раз лет десять назад, да? — Первым твоих ушей достигает веселый женский голос. Его хозяйка стоит у двери ресторана — точнее, как тебе кажется, совсем не ресторана, а картонной стенки, декорации ресторана, — скрестив руки так, чтобы ветер не раздувал черное пальто.
— Да, 20 ноября. Тогда неожиданно пошел снег, а ты была без шарфа и перчаток. Прямо как сегодня… — Второй актер этой сценки — мужчина, он говорил чересчур медленно, задумчиво, как бы только вживаясь в свою роль. — История повторяет сама себя.
— Ты помнишь, во что я была одета? Мы все стареем, а ты все развиваешься. Вот везунчик! — Она улыбается своим же словам. Лицо ее, ушедшее из-под прямого света фонаря, на миг меняет молодость на морщины. Она совсем не обращает внимания на своего собеседника, который, словно статуя, неотрывно смотрит на нее.
— Не то чтобы развиваюсь, старею, как и вы все. Я памятью никогда хорошей не отличался, но есть вещи, которые запоминаются сами по себе.
— Сами по себе? Многое забывается само по себе, а чтобы запомнить, надо усилия приложить. Или придавать этому большое значение. — С неба продолжал валить снег в больших количествах, как будто ответственный за пыльцу человек поскользнулся и скинул на сцену лишнее ведро белого порошка, но ее он интересовал не больше, чем взгляд собеседника. Девушка опустила голову и прикрыла глаза. Задумалась.
— Я помню, что на тебе было в тот вечер. И погоду помню. И даже… — Закончить фразу ему не удалось. Девушка резко развернулась к нему и за один шаг сократила расстояние между ними. Ее лицо, что сначала было серьезным, расправилось, на губах появилась рассеянная улыбка. Добавился еще один прожектор, и пара застыла в кружке света.
— Том! Ну конечно, как я могла забыть, — смеется, радуется, что еще не попала под действие времени и не стареет, как ее друзья и подруги. В этот момент румянец на ее щеках делает из нее совсем молоденькую девочку, а волосы будто бы легкой волной украшают овал лица. Фигура рядом с ней оставалась на своем месте.
— Нет. Думаю, вы меня с кем-то путаете, — Его голос меняется. И все вокруг, как по щелчку, меняется вслед за ним: где-то вдали свистит ветер; снег, что казался искрящейся пыльцой, начинает больно колоть щеки; фонарь, у которого ты стоишь, теряет свое спокойствие и беспрерывно мигает, будто кричит о помощи. Девушка тоже застывает. Она внимательно следит за тем, как человек, стоявший с ней, теряет последнее, что хранила ее память о нем — его лицо.
— Ах, да… значит, ошиблась, извините. Столько людей встречаешь за свою жизнь, со временем все стирается. — Она уже не ведет диалог, ее слова направлены на то, чтобы оправдать себя, объяснить себе, почему имя не совпало с лицом. — Тогда, может…
Девушка вспоминает, пытается вспомнить, она же на сцене, у нее есть текст, что был заучен много лет назад до идеальности. Однако тебе очевидно — она ничего не сможет вспомнить. Даже название пьесы, и то забылось, а что уж говорить о таких мелочах, как имена. Человек напротив больше не имеет значения, он перестает существовать, как действующее лицо, а превращается в повисшее на вешалке старое пальто. Она остается на сцене совсем одна, спектакль окончен, а на земле у ее ног лежит стопка бумаги, исписанной мужскими именами.