Я поселился в прибрежном городке возле Барселоны несколько дней назад — старинный университетский приятель всучил мне ключи от своего пустующего летнего дома. Я убеждал себя, что это не было жалостью из-за моего внезапного и болезненного развода, а всего лишь расчетом на ответную благодарность и помощь в карьере.
Пожалуй, успешность в профессии — это единственное, что осталось у меня теперь. Вся остальная жизнь стремительно и безнадежно развалилась. Именно об этом я и думал, вышагивая вдоль берега босиком по еще холодному после ночи песку, вдыхал запах свежих водорослей, следил, как вода заполняет отпечатки стоп.
Старика я заметил, когда он почти поравнялся со мной. Выцветшие глаза неопределенного оттенка, аккуратно стриженный седой пух на голове, сквозь который просвечивала загоревшая в бронзу кожа со старческими пятнами. Темные плавки для купания и неуместная белая костюмная рубашка с жестким воротничком, застегнутая на все пуговицы. Он по-детски плюхал голыми ногами в воде, позволяя невысокой темнокожей женщине с колючими черными кудряшками удерживать себя за предплечье.
Вдруг старик поднял свободную руку в молчаливом приветствии, покачал ей из стороны в сторону и улыбнулся с такой искренней радостью, что я невольно завертел головой, выискивая причину. Никого не обнаружив, я бросил понимающий взгляд на компаньонку пожилого сеньора, сразу приписав ему какую-нибудь умственную старческую немощь. Женщина едва дернула губами и продолжила путь, с очевидным усилием волоча своего подопечного.
Я невольно замедлил шаг, несколько раз обернулся, наблюдая, как старик с сиделкой раздевались, заходили в море. Набегающие волны толкали их, грозя опрокинуть. Цепляясь друг за друга, они шли все дальше. Старик, наконец, освободился из объятий, развел руки в стороны и поднял лицо вверх. Легкое тело покачивалось в воде, а я пытался представить, каково это — жить в пансионе, платить чужому человеку за заботу и компанию, цепляться к посторонним ради секунды внимания. Так жалко. И страшно.
Вечером я опять звонил дочери. Это были вымученные разговоры, ни она, ни я не знали, что еще сказать друг другу. Я слышал голоса и смех на заднем фоне, понимал, что у нее своя, совсем незнакомая мне жизнь. Я был для нее тем, кто пополнял банковскую карту и оплачивал университет. А она была единственным человеком в моем списке телефонных контактов, кто не относился к работе. Еще, пожалуй, позаброшенный мной университетский приятель, в чьем доме я сейчас жил. Два человека. На ум вновь пришел старик с пляжа, и я болезненно поморщился.
Необычную парочку я встречал теперь каждый день. Старик непременно махал мне рукой и улыбался, я махал в ответ. А затем ускорял шаг — старался сбежать от этого ежедневного напоминания о возможном исходе жизни.
В то утро мы привычно поприветствовали друг друга, я успел отойти на несколько метров, когда раздался громкий надрывный вскрик — то ли чайки, то ли женщины. Я обернулся и увидел темнокожую компаньонку старика, размахивающую в воде руками. Не думая, я побежал назад и с разбега влетел в море.
Волны раскидали старика и сиделку в разные стороны. Я заметил в сверкающих брызгах тонкие, неестественно белые ноги в венах. Потом прямо передо мной появилось лицо. Старик смотрел на меня сквозь слой воды и улыбался. У него оказались светло-карие глаза. Мгновение — и веки опустились, возле губ закрутились пузырьки воздуха. Очередная волна перевернула его лицом вниз, толкнула в сторону. Очнувшись, я нырнул вслед за ускользающим телом и прижал к себе. Почти сразу старика подхватили руки сиделки, она что-то выговаривала ему или мне. Я ничего не понимал. Пожилой сеньор откашливался и мотал головой, потом нашел меня глазами и привычным жестом поднял руку.
С того дня старик больше не появлялся на пляже. Я продолжал свои утренние моционы, оглядывался по сторонам, безуспешно ждал. А через какое-то время на местном рынке встретил знакомую сиделку.
— Я давно не видел пожилого сеньора, как он?
— А, старый Хорхе? Так его нет.
— Как же это… Когда?! Давно?
— Да уж вторая неделя, сразу после того купания. У меня теперь Мария Кристина, милая старушка. Если бы не приходилось все время таскать с собой на прогулку вазу с прахом ее мужа, тяжелая штука, уж поверьте. Это мне ее тянуть, а еще и старика в вазе…
— Погодите, а как это случилось с сеньором Хорхе? От чего он умер? — Мне вспомнилось худое тело в воде: волна переворачивала его лицом вниз и утаскивала в темноту.
— Dios, вы подумали, что старик помер, что ли? — Женщина отступила назад и замахала руками, словно вознамерилась разогнать мое мрачное видение. — Да старый Хорхе еще нас с вами переживет. Его сын забрал, он дом в Бегусе купил, там, в горах. — Она показала куда-то наверх, где, как грибы среди травы, светлели маленькие силуэты строений на темно-зеленых склонах.
— Сын его давно уговаривал жить вместе, да Хорхе не хотел в квартире тесниться: трое внуков все-таки, невестка. А он после инсульта, да. Для стариков это тяжело, уж я насмотрелась. Вот его сын и определил к нам. Сам он к отцу сюда часто приезжал, обычно вечером после работы. У него какая-то должность очень нервная, зато платят хорошо. Они в саду сидели всегда, да. Сын говорил, а старый Хорхе больше молчал и слушал. А потом давал ему меренги с орехами, смешно, как маленькому. Сын ел, а старик его по голове гладил. Я специально за этими меренгами для Хорхе в пекарню ходила.
— Но как же он там в горах без моря? Он так любил купаться.
— Кто, Хорхе? Что вы! Совсем не любил, мне его каждый день уговаривать приходилось. Тащу за руку, он специально шаги замедляет, как осел упирается. А если врач прописал купаться, то что уж. Его только радовало, что он людей может приветствовать. Он говорил, что море притягивает одиноких, неприкаянных. Вот как вы, сеньор, уж простите. Каждый день один ведь бродите, даже собаки нет с вами. Старый Хорхе говорил, что на берегу полно потерянных вещей и людей. А он улыбнется, рукой помашет, скажет что-то хорошее, и человеку легче станет. Так он считал, старый Хорхе. Вот это он и любил. А купаться, нет, не любил совсем.
Я смотрел женщине вслед, она тащила за ручку тяжелую сумку на колесах, кренясь влево, как раньше делала это со стариком на прицепе. Сладко пахло грушами «сан жоан» из пакета в моих руках. Я добрел до крошечного парка недалеко от рынка и уселся на теплую землю, покрытую мягкой травяной щетиной. Рядом мальчишки что-то строили из камней и веток, лениво переговаривались их мамаши, обмахиваясь цветными бумажными веерами. Спрятавшись под деревьями от жары, темноволосые красавицы ловили губами убегающее из вафель мороженое и хихикали. Отпуск подходил к концу. Я написал о своем возвращении двум важным для меня людям, помедлил несколько секунд и отправил сообщение в офис. Потом откинулся на согнутые в локтях руки и прикрыл глаза. Солнце согревало мою макушку, словно чья-то теплая ладонь опустилась на волосы.