Татьяна бежала по солнечным улицам Питера и удивлялась тому, как странно работала ее память. Вчера, когда в библиотеку заявились школьники, она не смогла вспомнить и первых строчек Онегина, а сегодня всю дорогу домой в ее голове звучат пушкинские строфы. Татьяна почувствовала, как на нее брызнула вода. Татьяна не удивилась — как ленинградка в третьем поколении, она знала про способность питерского дождя пойти даже в самый погожий денек. Татьяна подняла голову и увидела улыбающегося ей то ли киргиза, то ли узбека — она никогда не могла разобрать разницы и жутко этого стеснялась. Поэтому, как интеллигентный человек, стала всех приезжих называть «гостями Северной столицы». Так вот, этот самый гость стоял на лестнице и струей воды с сильным напором мыл витрину. Он выключил воду, давая возможность Татьяне пройти. Татьяна заглянула в стеклянную витрину, увидела ряды деревянных столиков, барную стойку. Татьяна забеспокоилась, что при плохой вентиляции в ее квартире этажом выше всегда будет пахнуть жареным. Татьяна вежливо улыбнулась и спросила, что за кафе открывается. Гость улыбался и молчал. Татьяна так и не поняла, все дело было в незнании им русского языка или секрете, который он обещал хранить владельцам заведения. Татьяна кивнула своим мыслям и направилась домой.
Как обычно вечером, когда дочь Татьяны Лиза засыпала, Татьяна включала прикроватную лампу и принималась за чтение. Сегодня сосредоточиться было сложнее. Только герои книги Марины Степновой «Сад» уносили Татьяну в девятнадцатый век, как шум проезжающих по проспекту машин возвращал ее в день сегодняшний. Татьяна встала, подошла к окну и плотно его закрыла. Прислушалась. Стало тихо — Татьяна еще раз внутренне похвалила себя за правильное решение, принятое несколько лет назад — поменять деревянные окна на пластиковые. Татьяна принюхалась. Жареным не пахло. Татьяна успокоилась и вернулась к чтению.
Утром в библиотеку к Татьяне прибежала за Поттером Лиза. Дочь Татьяны на две недели уезжала в театральный лагерь, который она ждала целый год. Татьяна протянула Лизе не только книгу о Гарри Поттере, но еще и учебник по обществознанию и талмуд по подготовке к IELTS. Увидев недовольное лицо Лизы, Татьяна отчеканила:
— У тебя две недели. Займешься полезным делом.
Лиза перешла в десятый класс, и Татьяна решила, что пришло время помочь Лизе выстроить счастливое будущее. Лиза пыталась убедить Татьяну, что интересы ее лежат в другом направлении, в кинорежиссуре, но Татьяна была непреклонна.
— Лиз, ну какой режиссер? У тебя мама не жена олигарха. Да и ты пока в лотерею не выиграла. Первое образование должно быть нормальное — юридическое или экономическое. Чтоб прокормило. А потом поступай куда хочешь.
Лиза стала запихивать книги в рюкзак, демонстрируя, что даже рюкзак сопротивляется обществознанию и английскому.
— Да я просто в следующий раз возьму книгу у Янки. Ну вот куда мне их засунуть?!
Татьяна порылась в ящиках и извлекла из них упаковку булочек со сливками, бережно завернутую в пакет из кондитерской «Буше». Татьяна протянула пакет Лизе.
— Блин, ма! Ну и как ты себе это представляешь?! Я с пакетом поеду в лагерь? Жесть!
Татьяна сложила книги в пакет, бросив грустный взгляд на пирожные, добавила их к книгам и поставила на стул перед Лизой.
— Зубную щетку взяла?
Лиза кивнула и заспешила собираться, так как чувствовала, что начиналась атака материнской заботой.
— Свитер? — продолжила Татьяна.
Лиза чмокнула Татьяну, сказав, что взяла все необходимое, и выбежала из здания библиотеки. Татьяна посмотрела на стул, на котором так и остался стоять пакет «Буше».
Вечером Татьяна сложила разбросанные по квартире вещи Лизы — протерла пыль на единственной в комнате фотографии, сделанной десять лет назад в зоопарке. Лиза с двумя косичками гордо сидит на пони, а молодую, счастливую Татьяну обнимает любимый муж. Как давно это было. И вот уже несколько лет, как муж Татьяны умер. Зачем с его больным сердцем он продолжал участвовать в марафонах? Кому он что хотел доказать? Татьяна уже перестала задавать себе эти вопросы — все равно ничего не изменишь. Она поставила фотографию на полку, заправила кровать, добилась сообщения от Лизы, что доехала она хорошо, и предвкушала тихий вечер с книгой. Как с улицы донеслись крики. Татьяна выглянула в окно. Вчерашний гость Северной столицы раздавал под окном Татьяны флаеры. Татьяна прислушалась.
— Шаверма, фалафель, смузи. 24 часа! Сегодня открытие, — кричал он.
Татьяна вспомнила, как в детстве с подругой они развлекались, бросая из окна треугольные пакеты молока. Татьяне захотелось, чтобы в данный момент у нее оказался в холодильнике такой пакет из прошлого. Татьяна с силой захлопнула окно и еще некоторое время смотрела на промоутера.
Прошло несколько часов, и на смену промоутеру пришла толпа молодежи. Девчонки громко смеялись, парни курили. Татьяна проснулась, посмотрела на часы — было одиннадцать. Татьяна извлекла из ящика беруши, заткнула уши. Выключила свет в надежде, что удастся заснуть. Беруши действительно помогли. Стало тихо. Но все внутри Татьяны клокотало. Да с какой стати она у себя дома должна сидеть с закрытыми окнами, да еще и в берушах? Татьяна встала, накинула ветровку и вышла из квартиры.
Решительности у Татьяны поубавилось, когда она подошла к кафе и увидела, что оно битком набито молодыми людьми. Она уж было собиралась уйти, как заметила за стойкой того самого гостя столицы. Он тоже заметил Татьяну, подбежал и галантно придержал Татьяне дверь.
— В честь открытия у нас скидки. Шаверма, картошка фри и напиток. Скидка, — радушно сообщил он. Татьяна растерялась.
— А где хозяин?
— Хозяин? — не понял ее сотрудник с именем на бейджике Газабек.
— Ну, всего этого. Кто вам зарплату платить будет?
Газабек ударил себя в грудь и сообщил, что он хозяин и есть. Газабек еще раз уточнил, что Татьяна хочет заказать. Когда Татьяна отказалась есть, Газабек намерился угостить Татьяну фирменным чаем. Он уже поставил чашку на поднос, как Татьяна решила перейти в наступление:
— Газабек… — запинаясь, начала она.
— Можно просто Бека. Как в песне: «Говорят, мы Бяки-Беки», — на мотив песни из мультфильма «Бременские музыканты» запел Газабек.
Татьяна сбилась и вынуждена была повторить еще раз:
— Газабек, я не чай пить пришла. Моя квартира этажом выше. И ваша громкая музыка не дает мне спать.
Газабек посмотрел на экран телефона. Наступила полночь. Газабек попросил помощника сделать музыку тише и принес извинения Татьяне.
— А вы попробуйте чай. Я травяной сделаю. Спать будете как младенец. С собой, да?
Газабек кинулся переливать чай в бумажный стаканчик, а когда обернулся, Татьяна уже ушла.
На следующий день Татьяна чувствовала волнение. Это не было страхом за Лизу — Татьяна знала, что с Лизой все хорошо. Это было что-то иное, что Татьяне жутко не нравилось. Ей было стыдно. Татьяне безумно хотелось выплеснуть на кого-то свои эмоции, но, как назло, библиотека стояла пустая. И вот, на радость Татьяне, появился длинный сутулый мальчик в очках. Мальчик испуганно произнес:
— Есть у вас Гоголь? Что-то типа пальто.
Это было то, что нужно. Татьяна пикировала:
— «Шинель» Гоголя. Неужели трудно запомнить?
Татьяна поцокала языком в знак неодобрения и отправилась к полкам с книгами.
— Но хотя бы не сказал «Шанель». А то были до тебя умники.
Татьяна быстро нашла книгу в зале и держала ее в руках, показывая, что она сама решит, когда эту книгу отдавать. Татьяна просканировала штрихкод читательского и на прощание осуждающе посмотрела на мальчика.
В десять вечера, услышав музыку из шавермы, Татьяна решила идти в бой. А к бою надлежало тщательно подготовиться. Татьяна достала красную помаду, вытащила из кладовки черные лакированные лодочки, позаимствовала у Лизы утюжок.
В кафе Татьяна записывала видео на телефон:
— Вот, посмотрите. Опять у них музыка громко играет.
Газабек махнул помощнику рукой, тот сделал музыку тише. Татьяна продолжила вести видеоотчет:
— Снова не дают мне спать, вытащили меня из кровати. Они ведь сделали тише только сейчас, потому что меня заметили. Посмотрите! — Татьяна обвела смартфоном зал — два столика было занято интеллигентными парами.
— Это же настоящий гадюшник! Я буду жаловаться.
Татьяна бросила взгляд на Газабека и переключила камеру на селфи, быстро и ловко поправила помаду, взбила пальцами локоны. Рядом с Татьяной возник Газабек.
— Простите, я подслушал — вам музыку опять слышно? Вы извините: гости просили — мы совсем тихо включили.
Татьяна машинально накрутила локон на палец и выпалила:
— Я буду жаловаться!
Зал опустел. Татьяна сидела за столиком у окна. Газабек подошел с подносом, на котором лежала шаверма в лаваше с хрустящей корочкой. Рядом с шавермой полумесяцем были уложены помидоры, картошка фри и несколько листьев шпината.
— Извините, что долго. Готовил особенную! С моим фирменным соусом.
Газабек поставил перед Татьяной поднос и встал рядом.
— А вы так и будете стоять?
Газабек показал на свободный стул и спросил:
— Можно?
Татьяна автоматически подвинулись, когда Газабек присел. Татьяне было неловко есть при незнакомом человеке, да еще и шаверму. Не хотелось признаваться, что она не знает, как подступиться к этому блюду. Выглядеть глупо перед сидящим рядом хозяином заведения Татьяне совсем не хотелось.
— А давно вы в Петербурге? — сглатывая слюну, спросила Татьяна.
Газабек поднял глаза, словно на потолке кафе он оставлял засечки, отмечая каждый новый год в Северной столице.
— Восемь… нет, девять лет. Да вы кушайте, а то остынет.
Татьяна потянулась за приборами, но, чтобы не сделать глупость, решила уточнить:
— Или руками?
— Как хотите. Я руками кушаю. Так вкуснее.
Татьяна взяла шаверму так осторожно, как будто это был древний свиток. Посмотрела на Газабека, но он показывал ей, что пора кусать. Татьяна послушно откусила. Соус потек у Татьяны по подбородку. Татьяна раскраснелась, потянулась за салфеткой, но Газабек опередил ее, схватил салфетку и нежно дотронулся до Татьяны. Татьяна вскочила из-за стола и бросилась к двери. Газабек встал ей навстречу, но не стал останавливать.
— Извините! — прокричал он, когда Татьяна выбежала на воздух.
Татьяна в полной темноте, так и не раздевшись, сидела на кровати и часто дышала. Пальцами она нежно касалась подбородка. За спиной Татьяны было настежь открытое окно. Ветер раздувал занавески, покрывая голову Татьяны, как фата невесту.
На следующий день Татьяна устроила ревизию в кладовке и из дальнего угла вытащила пакет с платьями. После смерти мужа Татьяна выбирала что-то более практичное — джинсы и свитера, брюки и рубашки. А с платьями попрощалась. Отдала их Лизе, но дочь назвала их вышедшими из моды. Дословно это звучало так: «Я это старье носить не буду». Тогда Татьяна решила отдать платья какому-то благотворительному фонду, когда представится случай. Но за все это время случай не представился, и Татьяна, бережно разглаживая платья ладонями, возвращала их на вешалки в шкаф.
Вечером накрашенная и одетая в изумрудное платье Татьяна сидела на кровати. Она смотрела на секундную стрелку больших настенных часов. Ноги Татьяны нервно постукивали по полу. Только стрелка перевалила одиннадцать, из окна послышались звуки музыки, Татьяна встала и направилась к двери.
Татьяна осторожно закрывала входную дверь, когда за соседской дверью раздался собачий лай. Такой истеричный, нескончаемый — так лают только маленькие собачки в надежде, что возьмут не громкостью, а продолжительностью. Раздался щелчок, и дверь напротив отворилась. С головы до ног Татьяну осматривала пожилая соседка Ильинична. Татьяне от этого взгляда стало неловко, и она поежилась.
— И куда это ты, Тань, так расфуфырилась на ночь глядя?
Татьяна стыдливо опустила глаза. У ног Ильиничны тявкал шпиц.
— Дуся, тише. Весь дом разбудишь, — отчитала Ильинична собаку. Это не сработало, пришлось брать шпица на руки. Тогда он и затих.
Ильинична приоткрыла дверь сильнее:
— Лизка, значит, уехала, а ты по клубам бегать? Не девочка вроде.
Татьяна знала, что Ильинична — это уши, глаза и ноги дома. Если бы выбирали старосту дома, эту должность единогласно получила бы Ильинична. Энергии у нее было больше, чем у двадцатилетних. Татьяна даже не заметила, как превратилась перед Ильиничной в маленькую девочку, которую пытаются упрекнуть в чем-то неприличным. Надо было оправдаться.
— Разбираться иду, Нина Ильинична. Шаверму на первом открыли, спать не дают. Это у вас, Нин Ильинична, окна во двор, а у меня на проспект. У них музыка, пьянки, гулянки.
Ильинична сжала ручку двери сильнее.
— И не говори. Превратили культурную столицу в разврат. В моей молодости такого не было. Их всех надо позакрывать.
Ильинична поглаживала шпица, от чего тот заурчал, как кот.
— А я, Тань, не поленилась, подписи собрала. Жалобу написала — нам вот домофон починили. А то стоял двор настежь, входи кто хошь. Может, и тебе так надо?
Татьяна уверила, что уладит вопрос без жалоб — и разговорами многое можно решить. Нужно было срочно переводить разговор в другое русло.
— Можно погладить? — Татьяна показала на хитрую рыжую мордочку Дуси.
— Да гладь на здоровье! Это мне с первого отдали. Рябцева. Ну такая, рыжая. Ей сын путевку в санаторий купил, а собаку не с кем оставить. Ну я и взяла.
Шпиц облизал Татьяне руку, Татьяна заулыбалась. Но Ильинична оставалась серьезной.
— Тань, а ты подумай про заявление. Не тяни резину.
Татьяна кивнула, Ильинична захлопнула дверь, послышалось ворчание, щелканье замков и накидывание цепочки. Татьяна нервно покусала губы, но вспомнила, что на них помада. Достала смартфон, взглянула на себя в камеру.
Когда Татьяна спустилась в кафе, стойку загораживали клиенты. Татьяна никак не могла разглядеть Газабека. Она вставала на цыпочки, пыталась втиснуться между клиентами, пока один из них не пропустил Татьяну к стойке. И Татьяна увидела, что Газабека не было. Работал его помощник.
— Простите, а Бека? — спросила Татьяна.
— Уехал. Дела у него. Позвонить?
— А-а, да. Нет. Я в другой раз зайду. — Татьяна засуетилась и выбежала из кафе.
Татьяне было душно, ей хотелось надышаться, и вместо дома она отправилась в противоположную сторону. Она неслась и не заметила, как навстречу ей на велосипеде пролетел Газабек.
У воды стало прохладно. Прогуливаясь, Татьяна обняла себя за плечи, пытаясь согреться. Ветер усиливался, раздувал Татьяне волосы, покрывал тело мурашками. И вдруг кто-то накинул ветровку на плечи Татьяны. Она вздрогнула и обернулась. Перед ней, улыбаясь, стоял Газабек.
— Боже, откуда вы здесь?
— Ночью люблю гулять. Днем работа.
Газабек положил руки на перила, наклонился и некоторое время смотрел на воду. Татьяна молчала.
— Я вчера…
Татьяна попросила Газабека не продолжать.
— Вы знаете, все это как-то неправильно.
— Мне уйти?
Татьяна накрыла ладонью его руку.
— Нет, пожалуйста. Останьтесь. Расскажите про себя.
Газабек и Татьяна гуляли по набережной. Газабек рассказал, что родился в Бишкеке, выучился на учителя физкультуры и работал в школе. А потом друг предложил уехать в Россию, заработать.Так бы Газабек ни за что красоту и простор Киргизии не променял на каменную тюрьму. Газабек работал курьером, потом крутил шаверму. И вот накопил и свою шаверму открыл. Сначала в одном месте, но место плохое было, не проходное. Тогда про место в доме Татьяны договорился. Этот бизнес всех его родственников в Бишкеке кормит.
— Бизнес такой — чтобы вкусно было и приятно. Я же музыку включаю, потому что гости просят. Не потому, что тебя обидеть хочу. Я не хочу. Совсем не хочу. Понимаешь?
Татьяна понимающе кивнула, взяла Газабека под руку, и они все гуляли и гуляли до утра.
Только к вечеру следующего дня Татьяна поняла, что простудилась. Пролежав неделю в постели, она изнывала. И вот наконец болезнь отступила. Вечером Татьяна нарядилась и прислушалась. На улице было тихо. Татьяне подумалось, что Газабек за две недели работы научился соблюдать режим тишины. Но когда Татьяна спустилась, в кафе было темно. И вместо дружелюбного «открыто» зловещими алыми буквами горело «закрыто». Татьяна подошла к витрине, прислонила ладони и заглянула внутрь. Заметив, что Газабек складывает посуду в коробки, Татьяна подбежала к двери и дернула за ручку. Дверь не поддалась. Но на шум среагировал Газабек. Увидев Татьяну, он поднялся, подошел к двери и, раздумывая, открывать или нет, щелкнул замком.
— Извините. Мы закрыты.
Татьяна непонимающе посмотрела на Газабека. Это же я, твоя Таня?
— Теперь я вашу игру понял. Урок хороший. Спасибо.
Татьяна пыталась убедить Газабека, что она не имеет отношения к закрытию, но Газабек ей не верил. Татьяна говорила, что болела, что, даже если бы хотела, не могла бы отнести видео в полицию. Но Газабек не хотел слушать и захлопнул дверь. Татьяна заплакала. Она подумала, что повезло тем, кто курит. Когда им плохо, они принимаются за сигарету, и это их успокаивает. Татьяна ни разу в своей жизни не курила. И странно было бы начинать в сорок пять. Татьяна поднялась домой и приготовила шарлотку к приезду Лизы. Это был ее способ успокоиться.
Помогая на следующий день Лизе поднять чемодан, Татьяна столкнулась с Ниной Ильиничной. Та была в приподнятом настроении, на ней был спортивный костюм и неизменная брошь в виде птицы Феникс, которая кочевала с одной кофты на другую.
— Танечка, спите спокойно. Больше вас не потревожат. Не благодарите!
Татьяна замерла.
— Так это вы!
Нина Ильинична заулыбалась еще шире.
— А кто же еще! Я побольше вашего пожила. Знаю, как с такими управиться.
Татьяна разволновалась:
— Да как вы смеете влезать в чужую жизнь?! Я вас что, просила?
— Молодая ты еще, Танька. Разговорами тут ничего не решить. Я ж видела, сколько ночей ты ходила. А у меня ж все ваши данные. Ну, паспорта. С прошлого заявления на домофон. Думаю, а чего добру пропадать. Помогу по-соседски. Так что скажи спасибо.
Нина Ильинична запрыгала по ступенькам.
— Ну, будь здорова! В клуб долгожителей бегу! Скандинавская ходьба там сегодня!
Убегая, Нина Ильинична бросила:
— И тебе, кстати, не мешало бы спортом заняться. Энергии в тебе нет!
Голос Лизы вернул Татьяну к жизни.
— Мам, а ты чего здесь стоишь?
Татьяна пожала плечами, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
Лиза, перепачкавшись в печеных яблоках, уплетала Татьянину шарлотку. Татьяна сидела напротив и молчала. Бесконечные сообщения на телефон делали Татьяну незаметной для Лизы. Но в какой-то момент наступила пауза, и Лиза подняла глаза на маму. Пискнул телефон, но что-то неуловимое в Татьяне заставило Лизу задержаться взглядом на лице матери.
— Ма, ты чего, из-за книг надулась?
Татьяна была в своих мыслях и не отреагировала. Лиза встревожилась.
— Ма? — громче позвала она.
— Что? — дернулась Татьяна.
— Ты чего, обиделась, что я книги твои не взяла?
Татьяна горько улыбнулась.
— Я забыла уже.
— Да, конечно, ты забудешь. Ты ни разу не позвонила, пока я в лагере была. Ну чего ты дуешься?
— Лиз, отстань.
Татьяна встала, подошла к пустой раковине и, взяв рядом стоящую чашку, начала ее мыть. Чашка давно была чистой, но Татьяне надо было создать ощущение деятельности, чтобы дочь отстала. Лиза же развернулась и села лицом к спинке стула. Она не узнавала мать.
— Ну если не хочу я быть ни юристом, ни экономистом.
Вода шумела, Лиза стала говорить на повышенных тонах.
— Не хочу и все. Думаешь, я буду жалеть? Но даже если буду. Это мой выбор, мам. Я точно знаю чего хочу. Понимаешь?
Лиза встала напротив матери. Пыталась заглянуть ей в глаза.
— Да выключи ты эту воду!
Лиза дернула вентиль. Вода затихла.
— Ма? Ну чего ты? — Лизе стало грустно. Она не понимала перемен, произошедших с матерью. Лиза вспомнила, как в детстве, если ей не покупали игрушку, устраивала истерики — падала на пол, лупила по нему руками и ногами и орала. И ей казалось, что это более правильный способ по отношению к другим, чем обижаться и молчать.
Татьяна подняла глаза на Лизу. И с улыбкой посмотрела на нее.
— Какая ты у меня уже взрослая, Лизка. И смелая. Все у тебя получится.
Лиза, сама не понимая от чего, расплакалась. И чтобы скрыть слезы, которые фонтаном брызнули из глаз, крепко обняла маму. Татьяна не плакала — она была полна решимости найти Беку.