Во вторник, девятый по счету, Ильза вновь стояла на платформе, ждала электричку и не знала, увидит ли его снова, как и не знала этого и в прошлый раз, и в позапрошлый. Наступил ноябрь, дни становились все короче и по утрам лужи затягивало тонкой ледяной пленкой. Дутое пальто и широкие ботинки из гренландского котика согревали Ильзу и придавали ее хрупкой фигуре дополнительный объем, а шапка и шарф черничного цвета не пропускали ветер и красиво оттеняли ее седину. Она заботливо прижимала к себе круглую металлическую коробку с рисунком большого старинного замка, внутри которой лежала домашняя выпечка. Ильза долго не могла придумать, что с собой взять в этот раз и испекла фигурное печенье. Да, она знала, что он не сможет съесть его сам, но пусть это будет угощением для посетителей.
Подошла электричка. Ильза мельком взглянула на свое отражение в дверях, зашла в вагон и села на свободное место возле окна.
Впервые она встретила Николая чуть больше года назад на семидесятилетнем юбилее своей подруги Эммы в загородном ресторане. Эмма в этот вечер много говорила, смеялась, была энергична и обворожительна в своем серебристом платье с длинными рукавами, подчеркивающем все еще ее стройный силуэт и прекрасную осанку. Муж оставил Эмме большой дом и хорошее наследство, она ни в чем не нуждалась, приятно проводила время, а зимой уезжала к своему другу на юг.
В тот вечер интересный седовласый мужчина вдруг подошел к столику Ильзы, уверенно перевернул карточку, где было написано ее имя, прочитал и отошел, так ничего и не сказав.
— Кто этот мужчина? — позже спросила она подругу.
— Это Николай, я тебе о нем рассказывала.
Да, Ильза не раз слышала о нем от Эммы. Николай был лучшим другом ее мужа, известным хирургом и профессором медицины.
Через время она снова увидела Николая у Эммы, которая, кроме Ильзы, пригласила еще нескольких своих друзей провести у нее выходные. Тогда на ужин готовили рыбу с овощами, и Николай дал Ильзе попробовать свой фирменный соус, поднеся ложку к ее рту:
— Очень вкусно, — только и сказала она.
Объявили нужную станцию, Ильза слегка вздрогнула от неожиданности, вышла из электрички и направилась к дому Николая.
Сняв верхнюю одежду в коридоре, она вошла в гостиную. Николай сидел в своем красном кресле, расположенном у окна, чтобы видеть сад. Он не крутил чайное полотенце, как обычно это делал, а заметив Ильзу, заулыбался, и лицо его стало светлым и гладким, как у ребенка. Она налила себе в чашку чай, присела рядом и взяла его руку в свою. «Теплая, но сегодня без пожатия, как раньше», — отметила она. Он уже давно писал на айподе то, что хотел сказать. А когда пальцы перестанут двигаться, подумала Ильза, он совсем не сможет общаться.
На комоде в вазах разного размера пестрели большие букеты, а на журнальном столике рядом с его креслом все еще стояла ее икебана, слегка подсохшая, принесенная недели три назад. Ильза посещала курсы керамики и на них сделала темно-зеленую миску, а потом поставила в нее несколько мелких ирисов, веток эвкалипта и цветущей вишни, получилось мило.
Николай показал глазами на музыкальный центр и написал название диска, который хотел послушать. Он очень любил классическую музыку и хорошо играл на пианино, когда был здоров. А еще он сочинял специальные произведения, способствующие скорейшей реабилитации лежачих больных.
Да, весной Эмма приглашала Ильзу с собой на вечера классической музыки, которые устраивал Николай у себя дома. Он построил небольшой зал, чтобы студенты консерватории могли в нем репетировать и давать небольшие концерты.
В один из таких музыкальных вечеров Николай произнёс, смотря Ильзе в глаза:
— Как ты прекрасна!
А потом сел с ней рядом, взял ее руку в свою и держал ее так весь концерт.
По возвращении домой в машине Эмма сказала, как бы невзначай:
— Знаешь, Николай очень изменился за последнее время, и близкие подозревают у него начало Альцгеймера. И вот так за руку, как тебя сегодня, он держит сейчас многих женщин.
Ильза тогда очень растерялась и не знала, что ответить. Она была почему-то уверена, что отношение Николая к ней не было поверхностным: взгляд его всегда был очень глубоким и серьезным, а обращение — вежливым и трепетным.
Ильза открыла банку с печеньем, обмакнула одно в чай, который еще не принялась пить и дала Николаю — попробовав, он поднял большой палец кверху, изображая знак «ок», но смог съесть не больше четверти. Выключив музыку, Ильза начала читать вслух сегодняшнюю газету, а потом новую главу в книге, которую писал Николай — это была история о больном отце, страдавшем болезнью Лу Герига, которого отказался навещать сын. Она поняла, что речь здесь шла о его сыне. Закончив читать, Ильза отложила книгу. «Можно я у тебя кое о чем спрошу?» Он кивнул. «Скажи, год назад, на семидесятилетнем юбилее Эммы, ты мной заинтересовался?» Он улыбнулся. «Знаешь, я почувствовала то же самое, но не могла открыться». — Ильза посмотрела на него, а потом на свои руки. Она прислонилась к щеке Николая и сидела так, не шелохнувшись, какое-то время.
— Ты еще навестишь меня? — спросил ее как-то Николай после музыкального вечера.
— Да, когда Эмма вернется, мы приедем.
Она и представить себе не могла, чтобы поехать к Николаю одной. Он такой известный, интересный человек, вряд ли она сможет поддержать разговор. С того момента, когда Ильза увидела Николая первый раз, она думала о нем постоянно и убеждала себя в том, что, если любишь человека, совсем необязательно всегда находиться с ним рядом, можно общаться и в воображении.
И она увидела его, когда приехала Эмма. Николай сильно изменился, ходил с палочкой, и движения его были плохо скоординированы.
Через месяц, когда в телефонном разговоре речь коснулась Николая, Эмма сказала, что он очень болен. И Ильза стала навещать его каждую неделю по вторникам.
Солнце поднялось уже довольно высоко, близился полдень, Ильза подошла к окну и слегка задернула занавеску. Послышался звук открывающейся входной двери, и в комнату вошли две женщины, молодая в джинсах и светлом свитере и молодящаяся, в обуви на высоких каблуках, на которую надела чехлы, в узких брюках и с очень пронзительным стальным взглядом. Как Ильза потом поняла, это были дочь и бывшая жена Николая, они поздоровались.
— Ах, вот кого ты скрывал, папа! — Молодая симпатичная женщина взглянула на Ильзу и улыбнулась, потом подошла к Николаю, обняла его за шею и поцеловала в щеку.
— Это вы задернули занавеску? — поморщилась женщина постарше.
— Да, свет из окна падал на айпод, и Николай не видел экран.
Побыв совсем недолго, дочь и бывшая жена Николая ушли, а вслед за ними появились двое крепких мужчин-санитаров из службы домашнего ухода за больными. Они пересадили Николая в кресло-каталку и отвезли в другую комнату, чтобы приготовить его к дневному сну. Ильза в это время вышла на кухню, съела бутерброд, который взяла с собой, и выпила чашку кофе.
Минут через двадцать санитары ушли. Ильза вошла в комнату, Николай лежал на кровати и смотрел какую-то программу о путешествиях.
— Знаешь, мы могли бы вместе поехать куда-нибудь! — Ильза весело посмотрела на него. Николай с недоумением взглянул на Ильзу и слегка нахмурился.
— Да, могли бы, в воображении!
Они немного посмотрели телевизор, и Николай уснул. Сегодня во сне он улыбался, так по-детски, безмятежно. Ильза любовалась им какое-то время, потом поцеловала в лоб, погладила по волосам, оделась и вышла из дома.
Наступил февраль. Было холодно, и люди слегка переминались с ноги на ногу. Ильза подошла поближе, чтобы слышать слова священника. Нестройными голосами произнесли молитву «Отче наш». Толпа потянулась к могиле — кто-то бросал в нее розу, иные проходили мимо. Падал снег, и было очень тихо, только слышался звук шагов.
— Знаешь, много лет назад я работала воспитателем детского сада в Гренландии, по контракту. В феврале там северное сияние, оно необыкновенно красивое — небо переливается всеми цветами радуги, и ты совсем не знаешь, какой цвет будет следующим и где. И так мы могли бы стоять с тобой, держась за руки, и смотреть на небо до самого утра. А потом прокатиться на упряжке с лайками по белому полю, они так быстро бегут, и снег может попасть в рот и глаза, если их не прикрыть…