— Ир, я тебя больше не люблю.
Отворачиваюсь. Натягиваю одеяло повыше, смотрю в окно на мигающую телебашню. По стеклам стекают капли дождя. Что это значит — то, что муж минуту назад сказал в нашей спальне. Как это понимать? И что должна делать я? И должна ли? Засыпаю только под утро. Ответов нет.
Проходит пара холодных осенних недель. А может, даже больше. Время, как ни странно, продолжает тянуться, жизнь тоже. После работы жду развозку у офиса. Автобус подъезжает, коллеги распределяются по местам. Сажусь одна у окна. Внутри муторно и туго, будто в сердце что-то застряло и не выходит. Странное ощущение, раньше у меня его не было. А теперь оно со мной почти каждый день. Обычно по-вечерам, когда отправляюсь с работы домой.
Ночью вырезаю из бумаги, клею, брызгаю краской, подыскиваю подходящую фотку для самодельной открытки мужу. У него завтра день рождения. Подбираю слова, ищу их в сердце. Том, в котором фонит инородный предмет. Нахожу. Открытка получается зачётная — дерзкая, непричёсанная, немного хипстерская. В его стиле. Должна понравиться.
— Прикольно! — говорит муж с утра и ставит её на полку.
Надеюсь, я его удивила. Ищу ответы в его глазах, пытаюсь распознать намёк на чувство в голосе, жду тёплых слов. Спешу домой с работы. День завершается распитием чая с тортом из продуктового на первом этаже, которым мы угощаем гостей.
— Иди спать, я сам уберу, — говорит он, гремя посудой. Если это теплые слова, я их дождалась.
Я тебя не люблю. No te amo. I don’t love you. Any more. Ich liebe dich nicht. Nicht mer.
На уроке немецкого нужно рассказать про семью. Ich habe zwei kinder und ein man. Man habe ich. Habe или не habe? И как это — когда муж бросает словно между делом в постели: б о л ь ш е н е л ю б л ю. Шмяк, и слова отлетают от меня, словно мячик. Я отказываюсь принимать пас! Я не буду. Я буду делать вид, будто их не слышала. Entschuldigung, ich förster Russisch nicht. Только сердце опять болит по дороге домой. Будто кол забивают внутрь, а потом проворачивают. Так же настойчиво втыкают зонт от солнца на галечном пляже. Всаживают его в камни, а потом крутят и крутят, пока он достаточно плотно не укрепится. Втыкать зонт надо основательно, чтобы ветром не унесло.
По ночам муж не спит. Смотрит сериалы и пьёт водку. По дороге в уборную в пять утра вижу его обмякшее тело: голова на столе, титры давно проиграли, пустая рюмка проветривает зев. А он храпит.
Не, не. Не, не не. Тебя не. Я тебя не. Не люблю. Люблю. Блю, блюююю, блюююю…
Видимо, я недостаточно умная, чтобы понять. Поэтому в меня эти слова, эти смыслы надо втыкать, втыкать и проворачивать, как тот злосчастный зонт. Больше водки. Больше тусовок по ночам. Больше поездок с друзьями, пока я дома одна с детьми. Больше унизительных криков, когда я делаю что-то не так, то по глупости, то по забывчивости.
Я тупая. До меня не доходит. Я русский не понимать.
В мой день рождения встаю раньше всех. Перед работой хочу успеть к психологу. Только он меня и спасает от того, чтобы не сдохнуть в эти беспросветные дни. За окном темень. Так всегда в мой ДР в конце ноября. Надеваю на работу нарядное платье из тех немногих, что у меня есть, крашусь чуть больше, чем обычно. Люблю свой день рождения, ведь это праздник имени меня. Когда была маленькая, родители клали подарок на стул рядом с кроватью. Этим утром нет подарка на стуле. Нет открытки и поздравительных слов. Взрослая жизнь — это вам не прогулка с папой и мамой в выходной день. Это будни, зачастую гораздо более суровые, чем школьные.
После завтрака не доношу стакан до раковины. Промахиваюсь буквально на сантиметр. Подлая стекляшка разбивается вдребезги, сотни мелких осколков разлетаются по кухне.
Плачу навзрыд. Почти кричу. Муж просыпается и входит в кухню. Теперь кричит он. Кричит о том, что нечего бить стаканы и будить людей, что надо взять себя в руки, перестать думать только о себе.
— Витя, у меня сегодня день рождения! Ты меня даже не поздравил. Зачем кричишь?
— Я потом хотел тебя поздравить. Ну, с днём рождения. — Почёсывает живот и возвращается в спальню.
Кажется, я начинаю понимать. Кажется, да. Вот что значит «больше не люблю». Пластиковый кол воткнут по самое не могу, дальше некуда. Я выхожу на остановку, жду автобус в центр. Идёт мокрый снег. Вдалеке нарядно светится телебашня.
— А я тебя люблю. Любила, — шепчу я. Трамвай разбивает мои слова грохотом железных колес. Лю-била. Била, била, била и прошло… И прошло.