Баня

Потащила меня как-то мамка в общественную баню. Мне тогда было лет шесть, не больше. В бане я еще ни разу не была, но бабушка иногда читала мне Зощенко, и я примерно знала, куда иду.

Во всяком случае, понимала, что в таком месте главное — не потерять номерок, который к ноге привязан будет.

Набили мы сумку, идем. И чем дальше от дома, тем страшнее становится. Думаю, как это куча людей вместе моется, стыдобища какая! И представляется мне душный липкий пар, внутри которого тела вошкаются, а в середине этой массы стою я, маленькая и голая. И такая жуть меня взяла! Уперлась и не хочу идти, хоть ты тресни! Но у мамки хватка железная, прикрикнула: «Айда!» — и дальше меня тащит.

— Мам, а там стоя или сидя моются?

— Сидя, конечно.

— Мам, а тетеньки и дяденьки вместе моются?

— Нет, конечно.

— Мам, а вдруг нам шайки не хватит?

— Хватит, конечно.

И вот подходим мы к бане. Смотрю — и не баня будто вовсе, а дворец. Колонны, окна в арочках, над входом загадочное слово «Монша» ¹. Заходим. Справа — гардероб с пустыми вешалками — слава богу, номерков не будет, слева — буфет с коржиками, которыми заведует царственная Буфетчица. На стойке у нее вертится карусель со стаканами, под которыми фонтанчики бьют. Стаканы нужны для абрикосового сока из трехлитровой банки, который я ужасно люблю. Мамка, видя мой интерес, говорит: «Будешь себя хорошо вести — зайдем на обратном пути». Проходим дальше.

Оказалось, что мы опоздали в наш заход, но сердобольная бабушка-смотрительница пропустила нас в раздевалку. К моему облегчению, номерков здесь тоже не было — шкафчики вообще не запирались. Мамка только посмеялась над моими страхами, сказала, кто ж голь такую обворует, была последняя ценность — кастрюля большая — и ту сперли.

И вот мы готовы. Теплая воздушная волна выплеснулась из помывочной и увлекла нас за собой. Почти все места были заняты, но без толкотни. Прежде не доводилось мне видеть толпу голых женщин, и я с интересом всех рассматривала. Старые, молодые, толстые и тонкие синхронно двигались, натирая себя вихотками, раскалявшими спины докрасна. Многие смеялись, болтали, не стесняясь наготы, и я тоже как-то быстро перестала стесняться. Мы прошли к дальней лавке, где брюхами вверх лежали два жестяных тазика. Мамка поставила меня караулить место, а сама ушла за водой.

На другом конце зала сидел мальчишка. Подошли женщины, стали ругаться с его мамашей, дескать, зачем такого большого пацана привела, ему с отцом уже пора ходить в мужское отделение — та оправдывалась как могла. Мальчик прикрыл глаза, наверное, чтобы не видеть, как у отвратительных теток трясутся гневливые вторые подбородки и все, что ниже. Конечно, ему было обидно за мать, хотя, думаю, он и сам бы с удовольствием отсюда смылся. Но что ты можешь сделать, когда ты маленький?

Вернулась мамка, велела мне намыливаться. И я, так же, как и все, стала натирать себя и думать, какое тело у меня вырастет, и будет ли у меня большой круглый живот, и почему у людей пупки разные.

— Мам, а почему тетя старая, а тити как у молодой?

— Потише говори. Молока ляльке не давала, вот и сохранились.

— Мам, а почему тут стекла цветные?

— Чтобы свет разноцветным казался, так красивее.

— Мам, а почему с нами мальчик моется?

— Так получилось. Будь ты мальчиком, я бы тоже тебя взяла.

И еще много-много всего у нее спрашивала, а она отвечала мне со всякими подробностями и интересностями — я и не знала, что она так умеет. А потом кто-то замурлыкал песенку, и мама тоже начала подмурлыкивать, и все, кто был рядом, подхватили. И так было хорошо, спокойно и радостно…

Обратно мы шли в халатах и с большими тюрбанами на головах — прямо по улице! Особый шик считался. По дороге я думала, как сейчас буду рассказывать бабушке, что наврал все Зощенко, номерков в бане нет, а шайки есть, и сок там вкусный — в общем, место замечательное!

А кастрюлю нам потом вернули, правда, когда уже горячую воду дали. Подкинули в общую кухню, на плиту, как будто она там всю неделю стояла, нас ждала.

1. Монша — «баня» по-казахски.[↑]