Город простой, как детский секретик — грязь-не грязь, а под стеклом цветным лежат всë ещë фантики да бусинки-горошинки. Помнишь и ладно, закопал и пусть, а стекло не снимай и никому, никому не показывай.
Дом вот. Солнце прямыми лучами в окно и не до сна. Позже выйдет и спечëт, обуглит, как картофельную кожуру, всю крышу до солëного, липкого пота, сквозь ресницы сочащегося.
Двор вот. Баночки зелëные, лавочки облупленные, звон в ушах, и сладковатый, густой запах тянет, тянет из подъезда по двору. И тут же начинает пьяно кружиться голова, сохнет во рту, и ладони, только ладони влажные и прохладные.
Пруд вот. Пруд — не пруд, а огромная склизкая лужа между домами, только камыши идут вдоль и вровень густым лесом. Дно илистое, вязкое, тиной, ряской, мутью зелëною поросшее — намотай на палку и ходи гордый, размахивай, пугай всех своим детским болотистым бессмертием.
Мост вот. Снег, а коробок не достать — запасай картон заранее. Не запас — пролетел с горки, кубарем со спуска на собственных ватных штанах. Под штанами — штаны, под штанами — колготки, под колготками ещë одни. А под курткой снег, под шапкой снег, за воротником, в варежках, карманах, ботинках… В ушах тоже, во рту тает, а на зубах скрипит, хрустит песком, на вкус — металл металлом до красных, припухших дëсен. На молоке горячем к вечеру пенка янтарно-масляная, пей скользкую, давись, выхрипывай, выкашливай до полночи потом ангину и тридцать семь и пять опять.
Район вот. Этот дом знаю, тот дом напротив, абажур на первом этаже ажурный, пальма в кадке в углу на кухне, дом ещë, поперëк ещë два, сад вот, там ещë один, с закрытыми глазами пройду и выведу, школа и гаражи, почта и поликлиника. Я туда не ходила, сюда не пойду, здесь была и больше не хочу. Хватит. Надоело.
Улица вот. Обратно и прямо в город, через холм и мимо тысячи девятьсот двенадцатого, балкон буквой «А» сгнил и чëрт с ним, флюгер резной зимой на юг показывает, в июле — на север.
Тут были, тут плыли, тут из трубочки, а тут из горла. Дым синий выплыл кольцами, свернулся клубками да растëкся по скверу весенними сумерками.
От дома до центра четыре тысячи шестьсот сорок три шага, от центра до института на шестьсот пятьдесят восемь меньше. Ленточки красные, фартучки белые — всë смешалось до середины семестра, только топот ног по лестницам с этажа на этаж, тут ходить, тут стоять, от корпуса к корпусу до звонка успевать.
От центра до института на шестьсот пятьдесят восемь меньше, плюс двести пятнадцать и там — уютно, смешно, пахнет газетой и красками, в доме напротив вьетнамцы кильку жарят, сок мороженый на палочке через дорогу в киоске продают.
Пух с тополей летит, мошка от воды, листья с деревьев, дым от листвы. Дождь, снег, фары машин, люди навстречу, в лужах огни — в калейдоскопе все стëклышки цветные, звенят, дробятся, в пыль колючую разноцветную мешаются и тают.
По рельсам поезда, палец у виска, дом тридцать первый направо от табака и во дворы, через квартал туда. Всë остальное — в фольгу, под стекло, пылью в глаза и никому, никому не показывать.