Костик проснулся. Нет, не так. Костик пришел в сознание. Снова не так. Он же в самом деле его не терял. Костик стал осознавать окружающий мир (комнату), людей (маму на кухне) и себя (закутанного в кокон из одеяла). Костик помнил, что сегодня вторник, что делало пробуждение еще более безысходным. Вторник означал, что впереди шесть уроков, еще и контрольная. Но сначала — вкусный мамин завтрак.
Знай Костик о картине Дали, на которой художник изобразил мгновение до пробуждения, когда разум издевается над человеком и демонстрирует его пребывающему во сне сознанию картину, которая еще только должна совершиться в реальности, он наверняка бы вспомнил об этой картине. Но Костик о ней ничего не знал, а потому в который раз удивился, что мама, ласково воркующая из кухни «Коостик, вставааай, завтрак тебя ждет!», перекочевала из его сна в соседнюю комнату.
Костик предвидел резь в глазах от яркого света лампочки. Света, идентичного натуральному, любил повторять приставшую фразочку Костик. Он капитулировал перед наступающим днем и приоткрыл глаза. Сфокусировался на узкой полоске света, пробивающейся из-за двери. Стоит открыть эту дверь, как он окончательно перестанет принадлежать себе. Уроки, дополнительные занятия, дежурство. Еще и маме надо помочь.
Костик вспомнил, как несколько лет назад он с мамой ездил на море. Наше, Черное. «А что мы там не видели, море — оно везде море, правда же, Костюшка?» Костик не стал возражать, да и бесполезно. Вспомнил Костик и то, с какой завистью слушал рассказы ребят из школы об их каникулах. Куба, Кипр, Мальта… Белоснежные пляжи и голубая прозрачная вода. И рыбки. Вспомнил, как боялся признаться себе, что жжение в груди — зависть. А еще Костик вспомнил, как трудно ему было входить даже в самую теплую — «Водаа — парная!» — воду. Обычно Костик входил, пока вода не закрывала середину бедра. А когда привыкал к воде, плюхался в море одним махом. Так Костик делал каждый день. Одним махом опрокидывал на себя ледяную воду нового дня.
Открыв дверь в кухню, Костик услышал нарочито веселые голоса ведущих утренней передачи по телевизору. Телек в квартире Костика работал бесперебойно, только с перерывом на сон. Тут же обернулась от плиты мама. Улыбнулась, чуть наклонившись, поцеловала Костика в лоб.
— Как спалось?
В ответ Костик хмыкнул.
— Много сегодня уроков? Контрольная будет?
— Уроков шесть, и контрольная будет. Мам, я же тебе вчера еще говорил…
— Ну не кипятись, Костюшка, все будет хорошо, не переживай. Только после школы сразу домой, договорились? Я должна на рынок поехать, а как же я все одна дотащу?
— Ладно, ладно, — пробубнил Костик, принявшись за еду.
Сегодня мама приготовила любимый Костин завтрак: сосиски с яичницей. Она всегда готовила именно сосиски с яичницей, когда чувствовала, что у Костика плохое настроение, что она чем-то недоволен, или вот так — перед контрольной. Жили Костик с мамой скромно. Нет, она даже хорошо зарабатывала, но после внезапной смерти папы решила построить на кладбище богатый памятник, из-за чего перевела семью в режим «жесткой экономии», как сама любила повторять.
— Ничего, Костенька, кто же еще сделает, если не мы. Скоро накопим деньги, сделаем нашему папе такой красивый памятник, будет загляденье. Надо только немножко потерпеть.
Эту мантру Костик знал наизусть, и она была ему противна. Он поднялся из-за стола и, уже входя в ванную, услышал:
— Только теплее одевайся, сынок, сегодня такой ветер, как бы тебе не простыть в середине четверти.
Костик вышел из дома, помахал маме в окно и как только зашел за угол дома, откуда его уже не было видно, стянул с себя шапку и расслабил шарф на шее. До школы было всего пять минут пешком, и под пронизывающим осенним ветром Костик ощущал себя живым.
В школьном коридоре Костик оказался за пять минут до начала урока. Спокойной походкой он направлялся к своему классу и, чем ближе к нему был, тем чаще слышал тонкие голоса:
— Здрасьте, Константин Михайлович! Доброе утро, Константин Михалыч!
Костик зашел в класс, окинул взглядом учеников и их пугливые, дерзкие, равнодушные, ищущие, голодные глаза. Подумал, что у этих глаз впереди вся жизнь. Вздохнул и будничным тоном произнес:
— Доброе утро, ребята! Достаем двойные листочки.