Моему отцу,
который всегда просит
детективные истории,
а я почти никогда
их не пишу.
«Все мы знаем, что будущее находится в руках.
Да, но в чьих? И что такое руки?»
Граффити без авторства, Сан-Франциско, 1968
Мама дорогая, уже пять минут девятого, а я все еще доедаю тост с маслом, да и макияж не доделала. Даже космы не подкрасила. Ладно, все не так уж плохо, седых волос немного, и, к счастью, корни еще не сильно отрасли. Осталось решить, какую я сегодня беру сумочку. Синюю или коричневую?
Каждое утро одно и тоже. Даже просыпаясь в половине седьмого, проклиная все на свете последними словами, я в итоге опаздываю и приходится бежать бегом. Пипо говорит, что я теряю время, пока витаю в облаках, планирую то, что в итоге никогда не сделаю, и тому подобное. Однако когда он просыпается к полудню, завтрак каким-то чудом на столе, остается только разогреть в микроволновке кофе с молоком. Он не представляет себе, каково это — подскакивать с постели, как ошалелый, чтобы погреть воду и помыться, потом кипятить воду для кофе с молоком, и все это — стараясь не шуметь, чтобы не разбудить его императорское величество.
Хорошо еще, что в магазине мы носим униформу, иначе я бы тратила еще целую вечность на выбор наряда, каждый раз, когда мы куда-нибудь собираемся. И все для того, чтобы услышать его вечное: «Так прихорошилась, будто на конкурс красоты, а всего-то идем в «Эль-Димар». Он будто не понимает, что изысканные наряды и макияж — это для нас, женщин, все равно что доспехи. Ему же первому не понравится, если я буду плохо одета или ненакрашена. Стал бы рыцарь Круглого стола запрыгивать на коня, не надев доспехов? Так и я без макияжа не выйду не то, что в «Эль-Димар», даже на улицу нос не высуну, особенно сейчас, когда мне перевалило за сорок. Да и кроме того, похоже, что я плохо сплю или, может, мне не хватает витаминов, потому что по утрам у меня такие мешки под глазами, что позавидует любая панда.
Так что приходится идти на ухищрения, чтобы сохранить достоинство. Макияж, прическа, костюм с иголочки и всегда — каблуки. Я, конечно, делать липосакцию, накачивать грудь силиконом, а губы коллагеном, как Глория, не стану, но и замухрышкой ходить не буду. Панды, может быть, и милые, но не сексуальные абсолютно. Сейчас куда ни глянь — всюду молодые девчонки в стрингах и мини-юбках, так что только потеряешь бдительность, как какая-нибудь прошмандовка моего медведя и завалит.
Вон он, завернутый в простыни, ворчит во сне, сжимая и разжимая свои ручищи керамиста, ох, как мне нравится, когда они нежно прикасаются к моему телу, будто и меня создавая из глины. В печи стоят его новые работы. Во сколько он вчера лег? Я к полуночи уже спала под звуки еще работающего гончарного круга. Ну и ладно, извини уж, если тебя раздражает цокание моих каблуков поутру, дружок, но я тороплюсь, нет у меня времени надевать туфли по ту сторону входной двери, как ты мне однажды учтиво предложил, эгоист. В конце концов, ты можешь вставать в любое время, чтобы лепить свои глиняные скульптуры. Вот если бы ты просыпался и перекидывался со мной хоть словом, да хоть даже ругался, но нет, а о поцелуйчике на прощание я уже и не говорю, куда там. Наверное, я не в своем уме, раз продолжаю с тобой жить. Был бы ты хотя бы как те мужья, что просыпаются раньше жен, готовят завтрак и ванну, а потом будят их ласками и нежностями.
Вот как должно быть, учитывая, сколько я зарабатываю, но шовинизм и ленинизм процветают: в магазине 24-го числа каждого месяца я получаю 540 кубинских песо и 50 конвертируемых песо, и это не считая денег, которые я зарабатываю на стороне, но Пипо как будто и невдомек, кто покупает молоко, масло, сыр и хамон, которые он с таким удовольствием ест. Он думает, я их по талонам получаю?
Нет, ну что я за дура, ведь он каждый раз, продав одну из своих вазочек, ведет меня в паладар 1 или даже в ресторан, где идут эти посредственные юмористические шоу, которые ему так нравятся, и обязательно напомнит мне, что мы гуляем на его деньги. Беспардонщина и точка.
В конечном итоге я все еще с ним, потому что мне нравятся его руки, потому что спать рядом с ним — одно удовольствие и потому (если уж начистоту), что мне нравится, как он меня трахает… как он хватает меня своими огромными паучьими руками, поднимает меня с такой силой, которой не ожидаешь от его худосочного тела, и раскрывает меня, лижет, входит…
И вот уже десять минут девятого, от всех этих мыслей у меня теперь мокрые трусики, и если я продолжу заниматься ерундой, то опoздаю уже наверняка. Фиг с ним, докрашусь в магазине, а то пропущу автобус. Я надеваю солнечные очки.
Такая рань, а в лифте уже пекло. А я в плотном жакете, не помывшись в горячей воде, вынуждена это терпеть, хорошо еще, в автобусе есть кондиционер. Конечно, только если он опять не сломался в дороге, учитывая мое везение в последнее время… Кстати говоря, надо купить новый электрический нагреватель, эта возня с кастрюлями с водой по утрам меня уже достала. Может, сказать Пипо… да о чем я, он ведь моется в ледяной воде, как настоящий мужчина.
Улица оглушает меня утренним шумом. Район у нас что надо. Веселый гам птиц, приветствующих утро, и лай собак, радующихся прогулке. Глория говорит, что Нуэво-Ведадо — это зверинец. Ну так чего вы ожидали? Тут столько зелени, что я почти каждую неделю вижу колибри, какую-нибудь белку, решившую попытать счастья за пределами Зоологического сада, и даже однажды встретила если не хутию, то гигантскую безухую крысу.
У меня прелестный район с особняками, холмами, улочками, которые никуда не ведут, с двумя-тремя многоэтажными зданиями и тысячами деревьев, которые закрывают солнце. Хотя сегодня, к счастью, облачно и даже есть ветерок, так что не такое уж и пекло. Однако надо быть внимательной, а то идешь по разбитой дороге на каблуках, солнце не светит, а ты в темных очках, так что и ямы в асфальте не разглядишь — тут и грохнуться недолго. Не то чтобы я боялась подвернуть ногу, но не хочется опростоволоситься перед всеми этими малолетками-школьницами или перед высокомерными девицами в джинсах с низкой талией, которые завистливо косятся на меня, проходя мимо. Потому что, как говорит Пипо (обожаю это слышать), я горячая штучка. Мне уже давно не пятнадцать лет, но я еще не промах, хоть и приходится прибегать к макияжу и каблукам.
Поворачиваю за угол и… пол-улицы затоплено, как всегда. В этом здании каждый день одно и то же: утром запускают двигатель и потом забывают его выключить. Резервуар на крыше наполняется, и вот уже льются из него реки, и это при том, как мало воды в центре Гаваны. И никто не жалуется, а ради чего? Будто Ассамблея или коммунальщики могут или хотят что-то исправить. Ах, Нуэво-Ведадо, сколько особняков и частных домов, однако повсюду мусор, лужи и ямы: вчера ты был чудом, сегодня лишь тень былого.
Я перехожу Коли-Авеню и через парк иду до 26-й улицы. Прелестный парк с фонтаном, который уже сто лет без воды, да и не вспомнишь, работал ли он хоть день. Ветерок потряхивает висящие над головой лианы. В детстве, когда мы играли с Глорией, мне нравилось на них висеть и раскачиваться, как будто я Джейн из Тарзана… Падая, я так обдирала ноги, что до сих пор остались шрамы. Сейчас их укорачивают, чтобы дети не делали того, что делали когда-то мы, так что они уже похожи не на лианы, а на какие-то дреды. Раста-деревья?
А почему бы и нет? После появления статуи Хо Ши Мина на углу я уже ничему не удивляюсь. Ладно бюст на пьедестале, я ничего не имею против вьетнамского героя, но для чего эта пирамида из труб над ним? И вдобавок оранжевого цвета. Не знаю, вдохновлялся ли автор стилем нью-эйдж или это просто халтура, но в целом композиция вызывает рвотный рефлекс.
О, откуда столько людей? Две полицейские машины… Авария? Не похоже. Бог существует, и кто-то украл эту гребаную пирамиду во имя хорошего вкуса? Нет, но похоже дело серьезно, тут кровь. Раненые, трупы? Кого-то убили? 26-я улица пустая, автобус я увижу издалека, так что я подхожу послушать, что говорят. А то если ждать, когда об этом расскажут в газетах, быстрее состаришься. Раздела расследований убийств у нас в газетах нет, мы ведь живем в идеальном обществе, а полиция всегда отлавливает воров, убийц и агентов ЦРУ… разумеется, если верить телевизору.
— Бедняжка, ее изнасиловали и убили.
— За месяц это уже третья жертва, которую так нашли.
— Я слышал о той, что нашли в парке, рядом с рекой.
— Иностранку? Я слышал о той, которую убили в другом парке неподалёку: блондинка откуда-то из Южной Америки, вроде из Аргентины…
— Получается, три жертвы? Товарищи, какой кошмар, а в газете об этом ни слова.
— А что они напишут, тут же серийный убийца, а они только и сообщают о спортивных достижениях и урожае картошки. Не верится даже, этот район всегда был таким спокойным, а тут…
— Может, убили из-за ревности…
— Да куда там. Полицейские сказали, что при ней даже было удостоверение личности, ей всего четырнадцать.
— Да что ты говоришь… дожили, прямо как в кино, каким же надо быть чудовищем, она ещё ребёнок.
— Чудовище или нет, а она тоже молодец. Что она ночью делала в парке? Явно не в дочки-матери играла, ещё и в такой мини-юбке, которая больше на пояс похожа. И не такой уж она ребёнок, гляньте на этот размерчик и ноги от ушей. Может даже, она сама нападавшего и спровоцировала, молодёжь нынче — пропащая, за несколько долларов на что угодно готовы…
— Приятель, сразу видно, что у вас нет дочерей, вы бы так не говорили…
— Дочерей растят для других, как мясо, особенно учитывая, что творится на улицах. Гнешь ради них спину, а в самый неожиданный момент они тебе преспокойно заявляют, что связались с каким-то янки и ты их больше не увидишь…
— А, погоди-ка, то-то мне казалось, что я тебя знаю. Не ты ли отец Ямилет, которая вышла за старого итальянца? Что, не пишет и сувениров не шлёт?
— Поэтому он и несёт эту чушь. Вот так ты о ней, гад. А ну-ка, с чего ты взял, что она была в парке ночью, если в полиции об этом не говорили?
— Эй, пипл, на меня срываться не нужно. Сами знаете, в кино… подобное всегда происходит глубокой ночью. И не нужно меня оскорблять, сеньора, я вам не хамил…
— Его наверняка скоро поймают… смотрите, снимают отпечатки пальцев, и если он ее изнасиловал, наверняка осталось его ДНК или эпителий, или как там…
— Так бывает только в сериалах про копов. Тут любому ясно, что в реальности они и клюнувшего тебя петуха не поймают. Может, если бы она была дочкой какого-нибудь министра, а так какая-то мулаточка, каких пруд пруди. Кроме того, наверняка его отпечатков и ДНК в электронной базе нет.
— Погодите, но почему «его»? А вдруг это женщина?
— Насильница? Убийца-лесбиянка, а как же! Слушай, друг, смотри все эти фильмы поменьше и вернись в реальность. Серийные убийцы — всегда мужчины.
— Слушайте, а она симпатичная? Накрыта, не видно…
— Бро, не надо мерзости. Поглазеть небось охота, услышал, что на ней мини-юбка.
— Больной, выродок…
— Эй, товарищи, не нужно перевирать, я не об этом: просто дочь Реглы не вернулась домой вчера вечером, поэтому я и хотел узнать, я же их сосед, а вдруг…
Я слышу сигнал автобуса-развозки и выныриваю из водоворота комментариев. По крайней мере, я услышала достаточно, чтобы всю дорогу до магазина рассказывать Глории и остальным, что произошло, и мы все подрожим всласть при мысли о серийном маньяке-убийце. Я знаю не одну девушку, готовую умереть, если перед этим ее хорошенько изнасилуют.
Думаю, благодаря сарафанному радио к вечеру подробности произошедшего разойдутся по району, и я смогу узнать больше… или меньше, все возможно.
* * *
(…) Труп был найден в положении лежа на спине рядом со скамейкой в парке на 26-й между 33-й и 35-й, напротив кинотеатра «Акапулько», район Нуэво-Ведадо, муниципалитет Пласа.
Жертва была одета в голубую облегающую майку в рубчик фирмы Mango и джинсовую мини-юбку фирмы Levi. И то, и другое — разодрано. Нижнее белье не обнаружено. Обувь: голубые туфли с острым носком на высоком каблуке, фирмы Prada. Одна туфля находилась на правой ноге, вторая найдена рядом с телом.
Убитая, ростом 1,76 м и весом 58 кг, была быстро опознана как Юсими Альварадо, опознавала мать, Регла Альварадо, трижды разведенная, швея, работающая на заказ, живущая недалеко, на улице Ла-Торре, 423, на верхних этажах, между 33-й и 35-й. Юсими была ее единственной дочерью, они жили вместе. Отец не живет на Кубе, дочь не признавал. Убитой было 15 лет, студентка второго курса по специальности «библиотечное дело», последние два месяца работала моделью в La Maison. Мать утверждает, что со всеми соседями у них хорошие отношения. У матери случилась истерика при виде трупа, пришлось ввести успокоительное. В настоящее время находится под наблюдением в военном госпитале, ожидает допроса на предмет друзей и любимых заведений дочери, для составления первого списка подозреваемых.
Смерть наступила в результате удушения в промежутке с 2 до 3 часов ночи; к моменту обнаружения тела в 6 часов утра трупное окоченение еще не наблюдалось. Обширное повреждение эпидермиса на шее жертвы, в двух местах достаточно глубокое, спровоцировавшее кровотечение, указывает на использование в качестве орудия убийства проволоки или кабеля, скрученного в форме «гарроты». Орудие было обернуто вокруг шеи, препятствуя поступлению воздуха в легкие и крови в мозг. Кроме того, сломана и вдавлена трахея и четвёртый шейный позвонок. Дыхательная асфиксия и прекращение кровоснабжения мозга наступили в течение нескольких секунд. Сильное давление на гортань не позволило жертве закричать.
Стоит отметить, что хотя в подобных нападениях убийца обычно действует со спины, чтобы жертва не могла его поцарапать или оказать сопротивление другого рода, согласно предварительному анализу, данный случай является исключением. Напротив, жертва находилась лицом к нападавшему; учитывая поздний час, это указывает на то, что они были знакомы.
Судя по тому, под каким углом была перекрещена проволока на шее Юсими Альварадо, можно сделать заключение, что нападавший — левша ростом не менее 2 метров. Преступник, должно быть, поднял жертву над землей, что объясняет потерянную туфлю.
В вагине и прямой кишке жертвы наблюдаются царапины и другие следы сексуального насилия. Следов спермы не обнаружено, однако обнаружены остатки лубриканта на водной основе, что позволяет предположить, что нападавший использовал презерватив. Тип нападения и его скорость позволяют предположить, что надругательство произошло после убийства.
Профиль нападавшего: мужчина, крупный, высокого роста, от 20 до 50 лет, почерк совпадает с еще двумя случаями, произошедшими в этом же районе, что подтверждает ранее вынесенное предположение, что мы имеем дело с серийным насильником и убийцей. Просим дать этому делу статус приоритетного, для выделения времени и персонала с целью идентификации, поиска и задержания преступника.
Лейтенант Арнольдо Саррия
Национальная революционная полиция
* * *
Черт возьми, Юсими Альварадо. Как тесен мир. Юси, дочь Реглы, я хорошо помню, как они с Манолито ходили в один садик. Уже тогда у нее была шевелюра, огромные глаза, и была она такой высокой, что ее дразнили жирафом, доводили девочку до слез. А потом она превратилась в такую красавицу, высокая мулаточка — да когда она появлялась на улице, на дорогах собирались пробки, даже пай-мальчик Пипо не мог от нее глаз отвести те два раза, когда она заскакивала к нам с одеждой, которую сшила ее мать.
У Реглы были просто золотые руки. Она брала дорого, но с машинкой лучше нее не управлялся никто. Половина Нуэво-Ведадо у нее заказывали, похоронная процессия была похожа на смесь шествия на первое мая и выставки элитных автомобилей. И все говорили о девочке только хорошее, ведь она была такая симпатичная, такая веселая, такая щедрая, такая любознательная и хозяйственная.
Даже самые закадычные подружки матери, которые до прошлой недели использовали по отношению к ней совсем иные прилагательные. Я, кажется, слышала их, истекающих желчью от зависти, когда она проезжала мимо на автомобилях своих друзей-иностранцев или управляющих компаний, не удостаивая их взглядом, или когда с тем же видом проходила мимо, фирменные мини-юбки подчеркивали ее бесконечные ноги, так же как уверенная поступь лани, породистой кобылы.
Что о себе думает эта тощая (ведь мулатка она только лицом, плоская как доска, да и сзади нечем похвастаться. Но знаешь, европейцам нравятся женщины, похожие на вешалки) шлюха (модель, ну да, сама знаешь, целыми днями под софитами, в платьях с грудью навыкат, говорят, им иногда даже нижнее белье запрещают… само собой, она уже перепихнулась с половиной Нуэво-Ведадо и соседних районов), халявщица (она постоянно угощает то в «Эль-Рапидо», то в «Эль-Диту»2, но на ее месте любой бы угощал, она же так легко тянет деньги из этих старых слюнявых иностранцев), да и наверняка в каких-то темных делишках замешана (с такой фигурой, молодая, работает в La Maison, да я бы с дискотек не вылезала, а она — на библиотекаря учится! Какая молодец, но я на это не куплюсь, подруга: вот ты не знаешь, а она лесбиянка и только этому и учится. Или ходит покупать-продавать травку, да сама знаешь, что не с огорода…).
Уже прошла неделя, но об этом все еще гудит весь район.
На Реглу больно смотреть. Только и говорит всем, что мечтает схватить этого негрилу, не нужно расстрела, пусть просто оставят его ей, неважно, насколько он огромный и сильный, она выцарапает ему глаза, откусит яйца и затолкает все это в рот, чтоб ему подавиться.
Как кровожадно, да? Как плохо на нас влияет нелегальное кабельное телевидение!
И как быстро в Гаване распространяются новости! Полицейская тайна, ха. Уже всем известно, что это был огромный сильный левша. Должно быть, действительно здоровый, чтобы поднять Юси, в ней же почти шесть футов, хоть и худая.
Единственное, что в полиции не упоминалось, что нападавший был чернокожим, но тут семи пядей во лбу не нужно. Нехорошо так об умерших, но Юси была та еще профурсетка. Любила развлекаться, лет с двенадцати кутила на улицах: у нее было больше связей, чем у дипломата, больше полетов, чем у стюардессы кубинской авиации, и она забыла о сексе больше, чем я когда-либо узнаю. Так что со всем ее опытом и телосложением, если насильник разодрал ей все и спереди, и сзади, дубина у него ого-го.
Анекдот: белый и негр поутру переходят мост через Альмендарес и решают отлить. В процессе белый смотрит на реку и спрашивает: «Братан, ты видел, какая грязная река?», а негр отвечает: «Нет, а ты заметил, какая она ледяная?».
Без комментариев.
Высокий, сильный, левша и с большим прибором. Негрила, не иначе. Кажется, уже и полиция так думает: позавчера задержали крупного темнокожего, шедшего поздно вечером по 30-й улице с мешком на плече. Оказалось, этот тип работал в питомнике растений и его поймали с украденными саженцами, так что его теперь ждет штраф и увольнение. Но на момент убийства Юси у него алиби: навещал свою семью в Сонго-Ла-Малья.
Кроме того, агрегат у него обыкновенный: немаленький, не зря же он цветной, но и не конского размера.
Хорошо, что у меня нет дочерей. Впервые радуюсь, что Манолито участвует в миссии в Венесуэле. Он, дурак, еще и волонтером пошел… хотя я и была против; я ведь ему не раз говорила, в этой стране, чтобы выжить, нужно участвовать, но не выделяться. А особенно ему, с такими-то способностями, он ведь хотел специализироваться в нейрохирургии. Но сейчас меня успокаивает, что он все-таки уехал, в Каракасе он в безопасности, потому что хоть до сих пор этот насильник и нападал на девушек, эти негры-извращенцы могут в любой момент решить попробовать, каково это быть педерастом, и тогда я за себя не отвечаю: случись что с моим мальчиком, я этого урода ногтями исполосую, даже если мне это будет стоить жизни.
Сейчас в парке каждую ночь дежурят по четыре полицейских. Говорят, преступник всегда возвращается на место преступления. Но я сомневаюсь, что он настолько глуп, неважно, негр или нет. Особенно учитывая, какой огромный у нас район. 30-я улица идет параллельно реке, а на другой стороне Гаванский лес, который нужно пересечь, чтобы дойти до клуба «Эль-Чевере», и ночью там везде хоть глаз выколи. Идеальное место для насильников. Всего-то и нужно подождать, пока какая-нибудь девчуля, наплясавшись до боли в ногах, решит срезать через парк, а не идти на каблуках в обход через мост на 23-ю.
И похоже, что я права, потому что по слухам он орудует не только на 26-й. Одну жертву он поймал в сквере между 23-й и 30-й: мулатку из Бразилии Роберту, у которой были блондинистые волосы и зеленые глаза. Она училась в Международной школе кино, влюбилась в кубинца и вышла за него замуж… и хотя они вскоре развелись, она осталась жить здесь. Как говорит Глория, все эти иностранки-прошмандовки одинаковые, один раз попробуют настоящий кубинский болт, и потом за уши не оторвать.
Кстати, эта Роберта была коллегой матери одного из друзей Манолито, та ее как-то прислала к нам, когда Роберта искала жилье. И я решила воспользоваться возможностью: пятнадцать долларов в день на дороге не валяются. К счастью, передумала, а то пригрела бы на груди змею. Эта шлюха пришла в полупрозрачном топике без лифчика и в джинсовых шортах, обрезанных так коротко, что можно было бы назвать их набедренной повязкой. Сказала, что жарко, видите ли, в августе. Как будто в Бразилии летом снег лежит. К тому же, если тебе так жарко, что ж ты волосы распустила? У Пипо аж слюнки потекли, я такого терпеть не стала, выгнала, ей пришлось снять хибару на углу 29-й и 30-й. Хочешь стать героиней эротического фильма, поищи кого другого, а не моего мужа. Если это решение ей стоило жизни, так сама и виновата, прости меня Господи…
И права Глория с ее присказкой, что в этом городе знаешь каждую собаку или по крайней мере о ней слышал или мимо проходил: я и третью (первую?) жертву, оказывается, знала. Это ни кто иная, как Аврора, гуанская шлюха, которая была с Пипо до меня.
Из Пинар-дель-Рио была она, а в дураках ходил он, хоть сам и с острова Пинос. Слащавое лицо, шея как у балерины и рельефная задница — этого бы хватило, чтобы кровь забурлила у любого мужика. Хотя такой уж идеальной она не была, сисек-то почти и не было. Но брала она другим: брила лобок, чтобы было видно татуировки, и славилась тем, что любила и женщин тоже, и когда она с какой-нибудь развлекалась, он смотрел. На самом деле, если бы не я, Пипо, может, превратился бы в педика или бисексуала, прости Господи, какая была бы потеря.
Говорят, ее выловили из Альмендареса. Похоже, она ходила на рок-концерт «Tesis de Menta» в амфитеатре, после выпивала с какими-то бардами, потому что хоть она и была профурсеткой, выпить всегда была не прочь, бухала так, что любой извозчик позавидует… потом сказала, что ей нужно пописать, а когда через час не вернулась, все решили, что она замутила с каким-то… или какой-то, да и ушли, чтобы не отвлекать.
Юси, Роберта и Аврора. Ну и компания, одна другой краше. Юси, по крайней мере, оплакивает мать, а у двух других, небось, и матерей не было. Я, конечно, считаю, что мы, женщины, должны быть солидарны друг с другом и быть задушенной, а потом изнасилованной — это ужасно, даже ведь и удовольствия не получишь… но хоть это и нехорошо, я не могу выкинуть из головы мысль, что, может, этот негрила и делает нам, жителям района, большое одолжение. Подчищает мусор, избавляется от ненужного, как какой-то блюститель или каратель, как Чарльз Бронсон в «Жажде смерти».
Как же мне нравился этот фильм! Пипо записал его на DVD, какой кайф смотреть его в цифровом виде, прелесть; все-таки покупка плеера была хорошей инвестицией, хоть и встало дорого. Таких фильмов больше не делают… Черт, я так Манолито и сказала пару месяцев назад, когда мы прощались в аэропорту, и он посмеялся надо мной, потому что ни от кого из друзей не слышал ни о Бронсоне, ни об этом фильме.
Я старею. Моему сыну двадцать четыре, и он не знает фильмов моего детства. Завтра же покрашу волосы в рыжий, он лучше всего маскирует возраст. И, может, подстригусь покороче: хотя Пипо нравится моя шевелюра, даже кассир в магазине не получает столько, чтобы краситься каждые две недели, особенно учитывая, как выросли цены после падения доллара.
На самом деле я хотела покраситься сегодня, но Глория сказала, что недавно, пока я была в уборной, позвонила какая-то венесуэлка, некая Ампаро, и сказала, что у нее посылка от моего сына, а у нас дома никто трубку не берет. Наверняка Пипо взял свой Mountain Bike, поехал в парк «за вдохновением» и забыл включить автоответчик. Вечно витает в облаках.
Наверное, какая-то индианка из-за кудыкиной горы, недавно вышедшая из сельвы, которую этот придурок Чавес со своей чертовой «Боливарианской Альтернативой» с пальмы снял и человеком сделал. Эти венесуэльцы прилетают на Кубу и строят из себя интеллектуалов, хотя в жизни не видели зданий выше трех этажей… чтобы меня такая застала с отросшими корнями… Что хуже, мне тут закралась мысль: «А вдруг она спала с Манолито?». Ну нет, только индейцев в семье не хватало.
* * *
— Вы видели, сколько крови, сержант? И спереди, и сзади. Он ее просто разорвал. У этого негра между ног, должно быть, просто дубина.
— Это ты дубина, Мансанильо. Лучше помолчи, мы уже довольно давно сообщили о теле, так что здесь в любой момент нарисуется лейтенант Саррия и двое криминалистов, а ты знаешь, что этому белому не нравится, когда треплются о мертвых. Не забывай, что ты еще на карандаше после того случая с канарцем. Накосячишь еще раз, и тебе снова влепят дисциплинарку, мало не покажется, а потом отправят обратно домой.
— Какое там трепаться, товарищ сержант. Я не хотел выказать неуважение. Я имел в виду, что чувак этот — настоящее чудовище, животное в человеческой шкуре. А по поводу испанца — так я был не виноват, он же говорил прям как кубинец, откуда мне знать, что есть острова, которые называются Канарскими, я думал, он придуривается, что-то про канареек мне загоняет, петушок, что ли, ну я его дубинкой и…
— Ш-ш, Мансанильо, мать твою…
— Не гони на меня, сержант, не так все было страшно, я его даже не до крови, так, пристукнул маленько. Но какого хрена эти иностранцы считают себя хозяевами Кубы, будто мы все тут их рабы, раз мы в униформе, мне иногда хочется…
— Чего же, товарищ Кинтана?
— Ой, добрый день, лейтенант… Не слышали, как вы подошли, решили сегодня не ехать на служебном автомобиле? Пешком по этому склону в такую жару… Хотите бокальчик пива, а? Хотя сами знаете, мы на службе, гарантируем сохранность места преступления, как вы и определили.
— Добрый день, товарищ Кинтана. И вам, сержант Эррера. Это товарищи Эулалия и Мальдонадо из лаборатории криминалистики оперативного департамента расследований. Автомобиль у нас сломался на мосту…
— Нет худа без добра, глядишь и поменяют нам эту допотопную «ладу» на «ситроен» из тех, что недавно прислали. Добрый день, сержант, товарищ Кинтана. Спасибо за обеспечение сохранности места преступления. А теперь не могли бы вы покинуть эту зону, чтобы мы могли начать работу?
— Разумеется… товарищ лейтенант, вы только посмотрите на все эти приспособления, со всем этим они разузнают даже, что наш убийца ел на ужин.
— Товарищ Кинтана, дам вам два совета: во-первых, думайте, прежде чем нести чушь, а то вас однажды ею и придавит. Во-вторых, поменьше смотрите сериалы про полицейских, особенно, если не понимаете, о чем там говорят. Гарантируют они сохранность места преступления, куда там. Сержант, докладывайте, кто ее обнаружил?
— Сообщил о ней тот странный тип, который тут бегал полуголый.
— «Тот странный тип…». Вас что, не учили правильно докладывать, товарищ Кинтана? К тому же, я спрашивал не вас. Сержант…
— Гражданина зовут Хосе Мигель Санчес, писатель, живет в Ведадо…
— И почему же писатель из Ведадо бегает полуголым по Нуэво Ведадо, сержант Эррера?
— Именно это я его и спросил, а гражданин ответил, «а почему полицейский из Мансанильо работает в Гаване», а так как у него не было с собой документов, да даже и рубашки, мне показалось, что он надо мной насмехается, так что я достал дубинку и…
— Товарищ Кинтана, если вы продолжите влезать, я отправлю вас выписывать штрафы тем, кто ходит по газонам. И не говорите, что вы снова злоупотребляете своими полномочиями, а то я вас точно в камеру упрячу, помяните моё слово. Вы хоть понимаете, как деликатно надо вести себя с интеллектуалами? Не помните, что недавно на совещании говорил политработник? Двинь по уху одному из этих засранцев, сочиняющих стишочки, и за границей уже начинают кричать о цензуре, репрессиях и правах человека.
— Никак нет, товарищ лейтенант, товарищу Кинтане не пришлось использовать силу. Гражданин проявил готовность сотрудничать. Я его знаю, он хороший человек, член союза писателей и художников Кубы…
— Не знал, что у вас друзья в UNEAC, сержант.
— Прошу прощения, товарищ лейтенант: друзьями нас не назовешь, просто он бегает здесь регулярно, я с ним пересекался несколько раз во время своих тренировок. И по правде, он действительно чокнутый, даже в холодную погоду бегает именно так: в шортах, без футболки, с банданой на голове на пиратский манер. Он неплохой человек, живёт на Ла-Рампе, но у его девушки квартира рядом с кинотеатром «Акапулько», так что иногда он ночует у неё…
— Товарищ лейтенант, строго между нами, по мне, так это всё сказки про девушку, меня не обманешь, этот явно гомик, лайкровые шорты эти — явный признак… когда он подошёл к караулке, я сразу понял, что что-то здесь не так. Наверняка перепихнулся тут с кем-то в кустах, тоже мне спортсмен.
— Перепихнулся с кем-то с утра пораньше, при свете дня?
— Ну сами знаете, товарищ лейтенант, какие они — художники, у всех рыльце в пушку.
— Это не ваше дело. Итак, сержант, продолжайте, что произошло?
— Он, то есть писатель, прибыл к караульной будке в одиннадцатом часу, был очень взволнован, сказал, что там в парке лежит мертвая женщина. Товарищ Кинтана был на посту, он позвонил мне, сеньор Санчес действительно был очень взволнован, так что мы оставили другую смену в караулке и отправились за ним, и вот здесь нашли тело. Писатель был весь в поту и без футболки, да и если бы сам был виновен, к нам бы не пришел, поэтому я отправил его в дом его девушки в сопровождении офицера, чтобы он помылся и оделся. Он, должно быть, уже в участке. Как вы и сказали, мы ничего не трогали. Хосе Мигель тоже, по его словам, ничего не трогал.
— Но, товарищ лейтенант, взгляните, это же настоящие заросли, с дороги тело в них не видно, как же этот тип его обнаружил?
— Хороший вопрос, товарищ Кинтана. Сержант?
— Он сказал, что на ужин его девушка приготовила черную фасоль, которая была не очень… ну, сами знаете, как бывает: он вышел на пробежку, у него разболелся живот, сначала он думал, что дотерпит до дома, но в итоге понял, что не получится, а так как он здесь каждый день, он знал об этих кустиках. Он залез, облегчился, и тут увидел…
— Это по его словам, которым я не верю, послушайте, товарищ лейтенант…
— Ладно, ладно, посмотрим… Этого Хосе Мигеля я скоро сам допрошу. А пока скажем криминалистам, что если обнаружат в кустах «подарочек», чтобы не анализировали, что это не убийцы…
— Уже не нужно, мы и так поняли. Страшная диарея, удивительно, что он еще мог бегать. И в таком состоянии он бы не смог так расправиться с жертвой. Женщина была задушена проволокой, потом изнасилована вагинально и анально, как и другие жертвы.
— Видишь? Убийца тот же, как я и говорил, товарищ сержант…
— Товарищ Кинтана, ради бога… Извините, доктор Мальдонадо, продолжайте… но вы так быстро закончили? И вы говорите, что дерь… экскременты не принадлежат убийце, как вы это поняли?
— Это к доктору Эулалии, она специализируется на судебно-медицинской энтомологии…
— Все просто, товарищ лейтенант: мух на экскрементах пока нет, а так как примерное время смерти — два часа ночи, можно сказать, что они не принадлежат ни убийце, ни убитой иностранке….
— Иностранка? Снова? Этого только не хватало для полного счастья…
— Доктор Мальдонадо, вы уверены, что она иностранка? Выглядит… обычно. Ни заграничного наряда, ни шикарной обуви. Джинсы, футболка, шлепанцы, как у всех. Не блондинка, не высокая.
— В кармане джинсов мы обнаружили зеленое удостоверение личности иностранца. Взгляните сами, товарищ лейтенант… а внутри сложенная купюра в пятьдесят долларов, так что убийство с целью ограбления исключено. Ее звали Ампаро Мендиета, врач из Венесуэлы, проходила здесь аспирантуру по офтальмологии, в рамках программы Чавеса «Операция «Чудо», вы, наверное, слышали.
— Но, к счастью, на этот раз нам, похоже, повезло со следами. Так как ночью прошел небольшой дождь, некоторые неплохо видно. Помимо кед, которые, должно быть, принадлежат писателю, ботинок товарища Кинтаны и сержанта, и шлепанец жертвы, есть еще одни следы, огромные… я бы сказала, как минимум пятьдесят второго размера.
— Следы убийцы? Если он действительно такой здоровый, как говорят, то и размер ноги будет огромный…
— Мы пока не можем сказать наверняка… любопытно, что следы выглядят необычно, они очень глубоко пропечатались в районе пятки и почти не видны в районе носка, будто на пальцы ног почти не было нагрузки. Нужно проконсультироваться с ортопедом, но навскидку могу сказать, что со стопами есть какая-то проблема… что-то типа плоскостопия или боли в области плюсны.
— Еще лучше, есть также следы колес велосипеда, и не какого-то китайского, а дорогого, типа Mountain Bike с широкими шинами.
— Товарищи, как велика наука…
— Помолчите, Кинтана. Доктор, вы предполагаете, что убийца и жертва приехали сюда вместе? На велосипеде?
— Это возможно…
* * *
Как здорово, когда близкая подруга снова в гостях. Глория у нас давно не была. Понятное дело, что все иначе, ведь она теперь живет в другом районе: с тех пор, как она переехала в Сибоней со своим трубачом, она в Нуэво-Ведадо и носа не показывала. Даже после того, как они купили машину, хотя бензин на самом деле дорог, но чего-чего, а денег Глории всегда хватало. Она из тех женщин, что всегда умудряются оказаться при деньгах: она была замужем трижды и всегда за толстыми кошельками — художник, управляющий отеля в Варадеро и вот, исполнитель сальсы.
Правда ведь, что деньги портят людей? Только теперь, когда этот темнокожий козлина бросил ее ради девятнадцатилетней вертихвостки, испанки (ничто так не привлекает, как молодое тело, особенно, если у него паспорт Евросоюза), она вспомнила о своей закадычной подруге, и то только чтобы прийти поплакаться, какие все мужики одинаковые и бесполезные, и теперь она не знает, как ей жить.
Тоже мне несчастье, по крайней мере ей останется огромный домина в Сибонее и желтенький «Митсубиси» со всеми прибамбасами. В нем даже кондиционер есть. Как ей теперь жить, спрашивает она меня, которой одиннадцать лет назад Маноло сказал, что позвонит из Майями, сел на плот и канул в Лету, а я осталась вдовой с сыном на руках, хорошо, что Манолито был спокойным ребенком и я меньше чем через год начала работать в магазине и познакомилась с Пипо.
Разумеется, я рада видеть Глорию, рада снова сплетничать и готовить, и смешивать коктейли, как мы делали до замужества, но я бы предпочла, чтобы она заявилась не вечером субботы. Она меня застала в мыле: я занималась уборкой, пыталась доделать все, что нужно было по дому. Кроме того, Пипо проснулся вдохновленным и с самого утра закрылся на балконе со своей керамикой.
Меня это не сильно беспокоит, напротив, он в восторге, как ребенок со старой любимой игрушкой, насвистывает, погружая руки в глину на гончарном круге по локоть. Когда Глория пришла, он махнул ей рукой и даже улыбнулся, выпил с нами один мохито, но только один, и снова за свою лепку. Не знаю, как ему удается крутить гончарный круг ногами и в тоже время концентрироваться на придании формы сосуду руками. Ну, он говорит то же самое про мой талант с цифрами. Забавно было бы поменяться местами. У Пипо бы ни за что не сошлась касса, а у меня за гончарным кругом получались бы одни чудовищные мутанты. У каждого свой дар. Что меня раздражает, так это что он на балконе, как всегда весь потный, без футболки, в обрезанных джинсовых шортах с пятнами, в которых он всегда работает, и даже не осознает, что Глория пожирает его глазами. Она, конечно, моя подруга, но слава богу, у нее нет детей. Не представляю, как бы она растила ребенка, она слишком женственная, чтобы быть хорошей матерью.
Поправочка: не слишком женственная, а шлюховатая. Нужно называть вещи своими именами, даже если она моя подруга. Не прошло и часа, как на закате она явилась вся разбитая, говоря, что не может жить без своего мулата-трубача. В джинсах с заниженной талией с застежками по всей длине штанин, это да, но зато в жакете, да и на блузке были застегнуты все пуговицы, а макияж потек от слез… Но как только она увидела моего здоровяка с голым торсом, она тут же переменилась: сняла куртку, подправила макияж, надула губы, которые и так настолько раздуты коллагеном, что если бы не татуаж контура, непонятно было бы, где они заканчиваются. Она расстегнула по три застежки на каждой штанине, чтобы татуировку дельфина на лодыжке было хорошо видно, и верхнюю пуговицу на блузке, чтобы было видно лямку красного лифчика, и начала жаловаться, наполовину в шутку, что ее в тридцать девять уже никто не полюбит с ее целлюлитом и морщинами, чтобы посмотреть, скажет ли ей Пипо, что она не так уж плохо выглядит. А он и ухом не ведёт, занимается своим, а я-то, дура, чего зубами скриплю от ревности, он же у меня святой.
А Глория все о своем, что мы, женщины, после определенного возраста выглядим все хуже, и этому не помочь, а ведь успешным или богатым мужчинам простительно иметь седину или животик, но женщину, которая не выглядит на все сто, не уважают, будь она хоть премьер-министром. И что конкурировать с бесстыжими и молодыми девочками очень тяжело, и что поэтому она вложила столько средств в свое тело, ведь для женщины это — лучшая инвестиция. И с этими словами она надувает грудь, набитую силиконом до невероятных размеров, так, чтобы она начала вываливаться из ее красного Wonderbra. Я пытаюсь сменить тон разговора, вспомнив старый анекдот: что общего у лифчика и диктатуры? Но она его уже знает: и то и другое притесняет тех, кто внутри, и обманывает тех, кто снаружи. Глория использует это как повод расстегнуть еще одну пуговицу — внизу блузки, как бы невзначай демонстрируя пирсинг в пупке, ведь что может быть сексуальнее. Ой, да кому она заливает, что поддерживает форму только благодаря спортзалу и фитнесу, ей, наверное, такую липосакцию сделали, три фунта жира откачали, а я инстинктивно втягиваю свой отвисший животик, не знавший операций. И пока Глория обмахивается картонкой («ах, какая жара») и расстегивает пуговицу на джинсах, якобы у нее газы, я молюсь, чтобы моя любимая подруга детства убралась уже к черту и чтобы по пути подбросила какого-нибудь сумасшедшего парнишку, который бы повелся на ее игры и поимел бы ее во все дыры, ведь очевидно, что ей нужно — так это член. Ну или чтобы она хотя бы убралась восвояси, даже если никого не встретит, потому что атмосфера уже накаляется, она делает вид, что все в порядке, я молчу из вежливости, а Пипо занят своим, но уже становится неловко.
И ситуация все ухудшается, теперь Глория решает предаться воспоминаниям о тех временах, когда мы были молодыми и гоняли по Нуэво-Ведадо в суперкоротких и ультра-узких шортах, привлекая всех парней на районе. Мы были просто огонь, говорит она и смеется, и дергает меня, чтобы я подтвердила, а я сижу в напряжении, потому что Пипо иногда накрывает ревность по прошлому, так что я молюсь, чтобы она не подливала масла в огонь, вспоминая всех моих бывших, начиная с Маноло, пусть покоится с миром в желудке той акулы, что встретилась ему на пути в Америку.
Слава богу, пронесло… хотя нет, все еще хуже, ведь она начала вспоминать, как мы в шортиках расхаживали по «Эль-Висо» и напротив Китайского кладбища: тогда в магазинах еще можно было платить кубинскими песо; эта история на самом деле для того, чтобы шепнуть мне, что как же жарко, но на самом деле все дело в комбинации августа, четырех мохито, соленых печений с острым соусом, которые я поставила на стол, и горячки сексуально активной брошенной женщины, и вот она уже изнемогает в таком количестве одежды, вот бы переодеться во что-то удобное, не найдутся ли у меня шлепанцы, шортики и футболка?
Даже если старенькие, или, может, Пипо одолжит, чтобы она сняла (или досняла) наконец блузку, джинсы с заниженной талией, на которых уже нечего расстегивать, да и смысла в них нет, уже ничего не закрывают, и сбросить эти туфли, такие элегантные, но такие неудобные. Кроме того, ей кажется, что в таком состоянии вести машину не стоит, а учитывая, как сейчас неспокойно на улицах, может, она останется на ночь в комнате Манолито, она ведь все равно не используется с тех пор, как он уехал в Венесуэлу?
По правде, она не хочет оставаться одна, ведь она недавно разошлась с мужем, что же это такое, почему ее браки не длятся долго, она ведь стольким жертвует, чтобы нравиться мужьям, чтобы сводить их с ума в постели, со всеми ее умениями и талантами удовлетворять любые маленькие капризы избалованных мужиков, да такие выкрутасы и не снились молодухам, какими бы опытными они себя ни считали. И она плачет, и макияж снова течет, и она рассказывает, что ради трубача (да потише ты, ведь услышат все соседи) она пару месяцев назад даже сделала пирсинг обоих сосков, а на прошлой неделе даже там, внизу, да, прямо там, а все потому, что он однажды увидел в порнофильме актрису, у которой там было колечко, и туда просовывалась цепочка и…
И в этот момент Пипо наконец взорвался, вскочил, как черт из табакерки, добрался в два шага до двери и молча ее распахнул. Но Глория — это же Глория, она не зря первой потеряла невинность в одиннадцать лет, а четыре мохито чудесным образом прибавляют храбрости: хотя в Пипо почти два метра и, когда он в ярости, он и медведя напугает, она посмотрела ему в лицо и давай сыпать проклятиями.
И начала, что я заслуживаю большего, чем терять время с каким-то темнокожим засранцем, который считает себя художником, а на деле тунеядец без гроша, что передо мной штабелями падали мужчины гораздо лучше него, так что не приходилось терпеть закидоны таких вот приживал, да еще и в собственном доме прямо перед ней, ее лучшей подругой, еще с тех времен, когда он еще жил в лачуге в Нуэва-Херона, да, конечно, это столица провинции, но на деле ничего там нет, кроме чисто-поля, а он просто неотесанный мужик, который должен на коленях меня благодарить за возможность жить в квартире в Нуэво-Ведадо, жить как люди…
И вот тут я разозлилась, но когда я собиралась сказать ей, что она перешла все границы, что мой муж — мое дело, а она просто пьяная и злая от недотраха, Пипо меня опередил.
Думаю, он мог ее и убить, с его-то ростом и этими ручищами, из-за которых парни с района больше не хотят играть с ним в баскетбол, он же запросто держит мяч в одной руке и обыгрывает их на раз-два.
Но он, словно фокусник, почти элегантно достал из своих джинсовых шорт приспособление, чтобы вырезать черепашек из глины, которую ему привозят из Пинар-дель-Рио: это не нож или ножницы, а струна от фортепиано, где-то сантиметров семьдесят пять в длину, с обеих сторон деревянные ручки, чтобы не порезаться при работе.
А у Глории стальные яйца, она смеется ему в лицо. Ай, малыш, какой страх, какой ужас, я вся дрожу и все такое. Да мне и мачете угрожали, знаешь ли, а с этим ты что мне сделаешь? Отхлестаешь? Ну давай, попробуй, может, мне понравится, и я кончу прямо здесь, давно у меня такого…
Я собиралась вмешаться, успокоить, крикнуть «языком болтай, а рукам воли не давай», но не успела и рта раскрыть, а Глория уже на полу по ту сторону двери. Я даже не разглядела, что сделал Пипо, на такой скорости все произошло, как по волшебству. И вот моя подруга внизу лестницы, лежит на спине, хватается за свои огромные пластиковые груди, будто именно туда ее и ударили, теперь уже вся ее блузка расстегнута, рот открыт, глаза как блюдца. Струна вибрирует между разведенными руками Пипо, натянутая, словно трос подъемного моста, а сам он — словно башня замка из какого-нибудь фильма о средневековье, неприступная крепость, осаждаемая викингами, которую защищает огромный арбалет.
Секунда тишины, казалось, длилась вечность, а потом Глория разразилась ругательствами, от убийцы-пидараса до паразита без члена и до безмозглого негра, поднимающего руку на женщину. Поднимаясь, она говорит мне, что пришла, потому что она моя подруга и хотела предупредить, что душитель из Нуэво-Ведадо снова кого-то убил, ее нашли в лесу, помнишь, ту, из Венесуэлы, Ампаро? Пипо случайно не был дома, когда она заносила посылку от Маноло?
Черт, действительно, он был дома, чертова индианка пожирала его глазами так, будто в Венесуэле негры не водятся, еще чуть-чуть и набросилась бы на него. Ни кожи ни рожи, но молодая, с хорошей грудью, и соски просвечивали через потную майку, потому что на ней не было лифчика, какая мерзость. Неужели Манолито на такую позарился, если за ним все девчонки в Нуэво-Ведадо бегали?
Пипо ничего не сказал, сложил струну в задний карман шорт, скрестил руки и вернулся к работе, к глине, к своему балкону. Но дверь оставалась открытой, и Глория продолжала молоть вздор, не уходя домой, но и не решаясь зайти. Не кажется ли мне странным совпадением, что я знала всех жертв? А раз так, то и Пипо их знал, мы ведь вместе уже десять лет. И не говорят ли, что убийца — сильный, очень высокий, не кажется мне это тревожными звоночками?
И тут меня будто громом поразило, я взглянула на ручищи Пипо, на его длиннющие ноги, с его ростом 198 см, если верить документам, но главное, я смотрела на струну, привязанную к деревянным ручкам, свисающую у него из кармана, и представляла, как эта струна затягивается на шее мулатки Юси, врезается в кожу, как закручивается вокруг шеи Роберты с ее блондинистыми кудрями, как обхватывает длинную шею Авроры, а потом я увидела, как эта же струна, которая так чисто и ровно обрезает глину, режет кожу на моей шее или на шее Глории; и я ничего не сказала, но побледнела и почувствовала, как желудок завязывается в узел. И как была — в спортивном комбинезоне и шлепках — я пошла в комнату, бросила несколько вещей в чемоданчик, закинула его на плечо и сделала шаг. И еще один, и другой, и вот я уже бегу из дома, хватаю Глорию за руку и говорю, чтобы она ничего не спрашивала и не говорила, что если она не может, то поведу я, но оставаться в этом доме я не могу и не хочу сегодня, так что поедем к ней.
А с балкона Пипо взглянул на меня всего один раз, но я не смогла понять, что отобразилось на его лице помимо облегчения, что наконец-то он один и может заняться своей чертовой керамикой.
Желтый «Митсубиси» двигается медленно, как кот на охоте или ребенок, который только учится ходить, автомобиль почти бесшумно скользит по лабиринту улиц Нуэво-Ведадо, доезжает до 30-й улицы, которая змеится вдоль спокойных зеленоватых вод реки Альмендарес. Поет какая-то полуночная птица, ей отвечает хор лягушек, стрекочут цикады, словно одержимые барабанщики.
Автомобиль двигается дальше, проезжает питомник растений и перед бейсбольным полем, которое в лунном свете кажется еще более пустынным, сворачивает направо, на неасфальтированную улочку, где нет жилых домов.
Машина проезжает метров пятьдесят, после чего мотор внезапно кашляет и глохнет. Открываются две двери автомобиля. С каждой стороны выходит человек. Одна матерится, кроет ругательствами все, на чем свет стоит, особенно красочно поливая фекалиями двигатели внутреннего сгорания и трясину под ногами. Походка у нее шаткая, остроносые туфли на высоких каблуках тонут в грязи почти по щиколотку. Второй человек молчит. Достает откуда-то фонарик, включает его, поднимает капот японского авто и ныряет под него, пытаясь найти проблему. Этот человек тоже идет по грязи, но его ноги почти не тонут в трясине. Его обувь — такая гигантская, что похожа на снегоступы, пятки едва погружаются в грязь на сантиметр.
Владелица каблуков покачивается, поскальзывается, падает и плачет от бессилия. Потом ее рвет. Владелец огромных ботинок подходит, надевает хирургические резиновые перчатки, шепчет воодушевляющие слова, помогает ей отряхнуться и встать. Поддерживая ее под руку, ведет к обочине, где меньше грязи, все будет хорошо, наверняка какая-то ерунда с мотором, обидно будет испортить такие замечательные и дорогие туфли, почему бы ей не подняться на вон то бревно и не подождать? Вот так, я помогу, поднимусь с тобой.
Владелица каблуков с трудом поднимается на сосну, сваленную последним ураганом. Второй человек поднимается с ней, погружает пальцы ей в волосы, все закончилось, все будет хорошо. Пока левая рука гладит ее по волосам, правая нащупывает что-то сверху, будто ищет. А потом находит.
Все происходит быстро и точно, как фокус, в котором важна ловкость рук. Лассо из фортепианной струны оказывается вокруг шеи жертвы, касаясь ее так легко, что можно спутать с дуновением ветерка. Когда оно фиксируется под ушами, происходит толчок: несколько раз, сильно.
Глория не успевает вскрикнуть. Сталь тонет в ее шее, разрезает кожу, ломает трахею. Узелок врезается в плоть ровно под ухом и остается там, подчеркивая контур челюсти. Ударом ломаются шейные позвонки, нарушение кровоснабжения заставляет ее потерять сознание, до того, как она поймет, что произошло.
Ноги, будто отказываясь принять смерть, несколько секунд конвульсивно двигаются. Одна из туфель падает и остается в грязи внизу.
Человек в огромных ботинках ждет, пока пройдет последний спазм, и только после этого очень спокойно достает из кармана кусачки и ищет узелок, который был сделан на коре три дня назад. Чик. Теперь еще раз на лассо, почти полностью вошедшее в синеватую шею Глории. Чик. Вот и все. Забирает проволоку. Теперь только при очень внимательном осмотре можно будет обнаружить царапину от струны на коре сосны. Те же кусачки идеально подходят, чтобы разрезать пояс джинсов. Чтобы избавиться от красных стрингов, нужно просто дернуть пару раз, ткань очень тонкая. Труп толкают так, что он оказывается лицом вниз, а зад направлен вверх, в сторону полумесяца.
Руки в перчатках раздвигают ягодицы. Прощупывают — неспешно, но с любопытством. И лобок, и зона вокруг анального отверстия тщательно выбриты. И… а вот и колечко. Цепочки нет. Открывается целлофановая упаковка лубриканта на водяной основе, содержимое выливается на анус и вульву трупа. После этого на фаллос — твердый, чудовищно толстый, длинный, будто полицейская дубина, — надевается презерватив. Он готов к проникновению. Спереди, сзади, снова спереди и сзади, яростно, задыхаясь от натуги, проникая то в анальное отверстие, то в вагину с точностью, с остервенением, разрывая ткани, раздирая слизистую, снова и снова, и снова…
Эта заслужила больше, чем другие, но теперь, кажется, хватит. Убийца поднимается, убирает фаллос, то, что осталось от красных стрингов, и кусачки. Сворачивает струну от фортепиано… вдруг еще пригодится.
Возвращается за руль «Митсубиси». Разувается, прежде чем нажать на газ. Огромные ботинки, даже с газетами внутри носков, не очень удобны для вождения. Они оказываются в той же сумке, что и кусачки, огромный терракотовый фаллос (на нем появляются трещины, вот поэтому глиняные фаллоимитаторы никогда не были популярны), то, что осталось от красных и других разорванных трусиков.
Остается только бросить автомобиль через несколько кварталов, чтобы запутать след. И, выйдя из него, как и каждую ночь, все забыть.
Секрет в ловкости рук: правая не помнит или не хочет помнить то, что делает левая. Ведь десятилетний брак требует определенных жертв, но об этом лучше не думать. Она ведь не извращенка, не убийца, просто защищает свое, но подумать плохо может любой, даже она сама.
Вот и все. Сделать несколько шагов, чтобы потерять желтую машину из виду. На улице ни души.
Вот теперь можно растеряться: как она оказалась так далеко от дома в такую рань? И без макияжа, бог весть в чем, какой кошмар! Эти эпизоды с потерей памяти каждый раз все хуже. Теперь придется возвращаться пешком и в такой поздний час. Женщина почти сорока лет, одна в Нуэво-Ведадо, учитывая, как сейчас стало опасно на улицах, Пипо же говорил не ходить никуда, не предупредив его… он такой хороший, просто ангел. Ладно, надо мыслить позитивно, может, повезет, и она наткнется на полицейского, их сейчас много на улицах, после появления этого чудовища, которое убивает и насилует женщин… нет худа без добра, в конечном итоге, нужно верить, что стакан наполовину полон, а не наполовину пуст. Хотя какая разница, все равно это лишь половина стакана…
25 ноября 2005 г.