Р

Роман Сенчин: «Литература вбирает в себя драмы и трагедии, а не радость и довольство»

Время на прочтение: 6 мин.

Роман Сенчин — писатель, автор порядка 30 прозаических книг, в том числе романа «Елтышевы», который вошел практически во все списки номинантов на крупные российские литературные премии, а также множества рассказов, опубликованных в толстых журналах. Лауреат премий «Большая книга» и «Ясная поляна», постоянный и многолетний мастер Creative Writing School.

Критики отмечают, что для творчества Романа Сенчина характерно «суровое отображение действительности». О чем на самом деле пишет Сенчин, нам рассказал сам автор. Мы поговорили с Романом о его книжных предпочтениях, о том, что происходит в литературе, есть ли автобиографичность в его в текстах и по какому пути пойти начинающим авторам.


Как строятся ваши отношения с собственными книгами? Есть ли среди них книга, которую можно назвать самой любимой?

— Все книги любимые, хотя есть моменты, за которые стыдно: неточности, ляпы, ошибки. Некоторые повести и рассказы я не хочу переиздавать — вижу, что не получились. Важными считаю рассказы «Сегодня как завтра», «Дома», «Срочная госпитализация», роман «Лед под ногами».

Расскажите про ваши последние тексты — вышедшие и те, над которыми работаете сейчас.

— В последние два года писал в основном короткие рассказы. Многие о старых людях, про больницы, болезни. Один из таких рассказов, «Темир-орлан», отмечен премией имени Валентина Катаева. Во многом темы продиктованы болезнью и смертью моих родителей… Сейчас пишу большую вещь под названием «Поминки». В общем-то, о том же — потеря родителей не отпускает. Фрагмент «Поминок» опубликован в одном из недавних выпусков журнала «Пашня».

Я уверен, что почти каждый человек может написать сильную книгу. Проблема в том, чтобы найти соответствующие форму, жанр, язык.

Вы пишете о жизни ничем не выдающихся, обычных людей, передаете буквально их действительность, чаще всего довольно тоскливую. Кажется, что сейчас русская литература в принципе состоит из такого рода текстов.

— В общем-то, вся мировая литература, по-моему, занимается тем, что пишет о вроде бы невыдающихся, обычных людях. Конечно, про всевозможных царей-королей, полководцев и тому подобных написано немало, но главный герой мировой литературы — пусть не маленький человек, но человек обычный (хотя каждый необычен), живущий нередко в необычное время, в период исторических переломов. Да и в период безвременья тоже… Ну и когда не было произведений без страданий, травм, не сквозила бы безысходность? Сложнее найти роман, где бы этого не было. Литература вообще вбирает в себя драмы и трагедии, а не радость и довольство. Это, по моему мнению, закономерно. 

Ваши книги автобиографичны. Сейчас очень много говорят о жанре автофикшн, о том, как писателю использовать собственный опыт в текстах. Как вы перерабатываете реальные события в художественный текст? На что важно обращать внимание писателю, чтобы остаться в пространстве художественного высказывания, а не документального?

— Кто знает, автобиографичны они или нет… Может, я имитирую автобиографичность. Одна из главных задач автора — чтобы ему поверили, и автобиографичность (или ее имитация) этому здорово помогает. Веры к повествованию от первого лица у читателя намного больше, чем от третьего. Хотя многих первое лицо и раздражает… Да, сейчас автофикшн востребован. Это, по моему мнению, хорошо. И писатели устали выдумывать, да и не очень-то это нужно — придуманных, в том числе и превосходно, а то и гениально, сюжетов — предостаточно. А хочется увидеть реального человека с его реальными историями, пусть вроде бы обыкновенными, но многим близкими. Поэтому такие книги читают, при этом сердятся, раздражаются, злятся на авторов. Но ведь читают. А любая эмоция — это показатель.

Художественность и документальность… Я вообще не верю в документальную прозу, даже в мемуары — всё равно там много вымысла. Иначе не получается, как было — не напишешь. Так что автофикшн хоть зачастую и производит впечатление человеческого документа, но не является стопроцентным отображением реальной истории. Ничего плохого в этом нет.

Как писателю брать прототипы для своих героев из реальной жизни без риска для отношений с окружающими?

— Соткать из воздуха персонажа, по-моему, невозможно. Все равно есть человек или несколько человек, из которого или которых персонаж родился. У меня бывают и собирательные образы-персонажи, и те, что практически списаны с определенного человека. Бывает, прототип обижается. Что делать?.. В таких случаях мне часто вспоминается история с рассказом «Попрыгунья» Чехова. Когда рассказ был опубликован, с ним разорвали отношения несколько дам, узнавших себя в героине рассказа, и художник Левитан, увидевший в Рябовском себя. Дамы разорвали с Чеховым отношения, а Левитан не разговаривал три года… 

Как вы работаете над текстом: с самого начала строите план и знаете, что будет в финале, или идете за сюжетом и героями? Какой, на ваш взгляд, путь лучше выбрать начинающему писателю?

— У меня ослаблено воображение, не очень-то развита фантазия, поэтому абсолютное большинство сюжетов взяты из жизни. С завязками и развязками. Так что я знаю, с чего всё начнется и чем закончится. Правда, бывает так, что сюжет по ходу работы несколько меняется, и финал может стать иным. Я этому не мешаю.

Какой путь выбрать начинающему писателю… Обычно я советую писать рассказы из своей жизни или истории, произошедшие с близкими людьми. Придумывать у начинающих получается редко. Вернее, достоверно описывать придуманное. Надо набраться опыта, приобрести мастерство, а потом уже заниматься придуманными или взятыми не из своей жизни сюжетами. Такой путь можно проследить у очень многих писателей. Ну что далеко ходить — Лев Толстой много лет писал практически автофикшн, пусть зачастую от третьего лица (тогда первое вообще не было в чести, есть немало воспоминаний и мемуаров, где автор о себе пишет «он»), и лишь потом вышел на «Декабристов», на «Войну и мир»… 

Книги Романа Сечина, вышедшие в 2021-23 году

В одном из интервью вы говорили, что смотрите на мир как человек пишущий. А как смотрит на мир пишущий человек, и можно ли такому взгляду научиться? 

— Не знаю, можно научиться или нет. Я стал это ощущать еще в ранней юности — даже когда меня били, я держал голове, что это можно описать, надо не забыть то-то и то-то. Ну и любые события я воспринимаю так, даже самые трагические. Может быть, это ужасно, но со мной это так.

Сейчас появилось много возможностей получить литературные навыки. Почему, на ваш взгляд, сейчас у людей, не связанных с литературой, появилась такая тяга к литературному творчеству?

— Все будущие писатели когда-то не были связаны с литературой. Точнее, до определенного момента они не писали. А потом стали писать… Тяга записать нечто, с тобой произошедшее, или то, что придумалось, привиделось, приснилось — закономерна и вполне понятна. И я лично уверен, что почти каждый человек может написать сильную книгу. Но проблема в том, чтобы найти соответствующие форму, жанр, язык для книги. Кто-то пишет длинными, сложными предложениями, уснащает текст образами, метафорами, и получается ужасно, так как стоило бы писать просто и безыскусно, а кто-то пишет безыскусно, а надо бы сложно, образно. И однозначный совет не дашь, и нет критериев, формул. Всё это на уровне интуиции, тут каждый человек сам находит или не находит… Мои рецензии на курсах CWS почти не содержат похвал, зато в них много замечаний, примеров ошибок, стилистических, смысловых ошибок, нередко порожденных желанием написать сложно и образно. И я вижу, что, устраняя такие ошибки, авторы начинают писать лучше и лучше.

Может ли страсть к писательству, и главное — талант, открыться уже во взрослом возрасте?

— Конечно, может открыться во взрослом возрасте — очень многие начинали писать в двадцать пять, в тридцать пять, а то и пятьдесят лет. Но до этого они много читали, да и — если покопаться в биографиях таких писателей — пробовали писать. И вот случалось нечто такое, что они уже не могли не писать. Большинство первых книг — это как раз попытка показать то, что с человеком случилось, продемонстрировать тот зачастую вроде бы отрицательный опыт, который они накопили и который на них давит. Записать — это почти всегда если не забыть о таком опыте-грузе, но хотя бы свалить его с плеч. 

Кто ваши любимые писатели прошлого?

— Важные писатели Лев Толстой, Чехов, Леонид Андреев, Распутин, Шукшин, Лимонов, Ремарк, Генри Миллер, Луи Селин, Уэльбек. Такие вот разные имена. Ну и мои литературные сверстники и их книги важны — Илья Кочергин, Денис Гуцко, Захар Прилепин, Анна Козлова, Андрей Рубанов, Сергей Шаргунов. 

На ваш взгляд, чего не хватает сегодняшней российской литературе — не только в смысле поднимаемых тем, но и в смысле общего литературного процесса?

— Еще два года назад я с готовностью отвечал на подобные вопросы. Но теперь очень многое изменилось. Мы живем в иной реальности, и литература становится иной. Так что я не знаю, не понимаю, чего не хватает. Происходит землетрясение, извержение вулкана. Что разрушится, что вынесет на поверхность извержение — непонятно. 

Есть такое слово «самовыражение». Выразить то, что происходит внутри, — это важная потребность, и многие для этого используют литературу.

Для чего вообще писатель пишет?

— Причины разные. О главной, по моему мнению, причине я сказал немного выше — попытка сбросить с плеч (снять с души) груз. Кто-то делает это, создавая практически автобиографические книги, кто-то маскирует, но тем не менее… Даже в так называемой жанровой литературе эта причина — потребность — нередко просматривается. Есть такое слово «самовыражение», и оно вбирает в себя очень многое. Выразить то, что происходит внутри, — это важная потребность, и многие для этого используют литературу.   

Что вы сами любите читать? Посоветуете нам что-то из последних прочитанных вами книг?

— Кое-что я не могу вот так советовать, так как в этом сезоне премии «Большая книга» был в экспертном совете. А список финалистов премии, который мы составили, во многом включает в себя те книги, которые я считаю сейчас важными. Кроме двух-трех. Так что рекомендую книги финалистов «БК». Только что прочитал новую книгу Дмитрия Данилова «Пустые поезда 2022 года». Печальная и трогательная книга. Может быть, язык автора кому-то покажется примитивным, повествование — бессюжетным, но мне часто хотелось как-то по-детски захныкать. Наверное, это из-за того, что печаль героя совпала с моей, и причина для нее у нас с Даниловым одинаковая. И в пятьдесят лет трудно стать сиротой.


Фото с сайта Labirint.ru